Лорд Джим. Тайфун (сборник) - Джозеф Конрад

* * *

Биографию Джозефа Конрада запомнить очень просто. В семнадцать лет – матрос. В двадцать семь – капитан. В тридцать семь – первый роман. Если бы не одно «но». Роман «Безумие Олмейера» был написан по-английски. А Джозеф Теодор Конрад Коженьовски был поляком, получил образование во Львове и Кракове, первые четыре года ходил в море на французских судах и начал изучать английский в возрасте двадцати лет. Это не помешало ему стать классиком английской литературы. В статью о нем дотошные википедисты попытались включить список всех английских авторов, признававших влияние Конрада на их собственные тексты. По этому списку можно изучать английский и американский модернизм: непревзойденный стилист, основоположник психологизма в английской прозе…

Тем не менее немалую часть любой статьи о Конраде составляют попытки разобраться, сколько именно языков ему было известно. Попытаемся сделать это и мы. Джозеф Теодор Конрад родился в фамильном поместье под украинским Бердичевом, в семье польского поэта, драматурга, переводчика, участника польского восстания 1863 года Аполлона Коженьовского. Конрад вырос на польской литературе, особенно ценил Болеслава Пруса, критики иногда находят у него заимствование у польских авторов целых сюжетов. Однако будучи уже известным, он мягко отвергал все просьбы польских друзей написать что-нибудь и по-польски. Его единственная попытка перевода с польского на английский была признана несостоятельной: потери перевода, страдавшего буквализмом, оказались слишком велики, чтобы адекватно передать польский текст. Это, кстати, послужило хорошим ответом тем критикам, которые считали, что Конрад писал по-польски и сам себя переводил на английский. Никак нет. Не получалось. Переводчиком всех его романов на польский стала его племянница Анеля Загорська.

Вторым родным для урожденного шляхтича языком был французский. Есть масса свидетельств того, что говорил он по-французски бегло, изысканно и без малейшего акцента. Более того, своей мечтой о море юноша был обязан «Труженикам моря» француза Виктора Гюго.

Сохранилась история ухаживаний Конрада за французской барышней с острова Маврикий. Его предложение руки и сердца было отвергнуто, но не из-за иностранного акцента, а из-за ненадежности положения польского эмигранта во французском флоте. Через четыре года, видимо уже в момент исправления штурманского диплома, выяснилось, что он нелегал, т. к. работает на французских судах без разрешения российского правительства.

Это едва не довело экспрессивного поляка до самоубийства. На семейном совете его дядя и ангел-хранитель, Тадеуш Бобровски, посоветовал перевестись в английский торговый флот, который не имеет соглашения с царским правительством о выдаче и при этом признает французские морские дипломы. А язык, что язык? Придется выучить. Так неожиданно французская литература проиграла английской «битву за маринистику»: Конрад не раз шутил, что английскому он обязан свободой, профессией, друзьями, книгами и самыми яркими переживаниями своей жизни.

С друзьями – особенно показательно. Литературоведы обнаружили, что большинство его героев, например, капитан Мак-Вир из «Тайфуна», сохраняют настоящие фамилии тех, кто плавал вместе с Конрадом. Самой мыслью о том, что может стать английским писателем, он обязан дружбе с Джоном Голсуорси. Слепой случай. Они познакомились на пароходе: известный английский писатель был пассажиром, а Джозеф Конрад служил на этом судне помощником капитана.

Море щедро на друзей. В нем нет иных развлечений, кроме бесед и искреннего интереса к собеседнику. Недаром большинство романов Конрада – это именно рассказ его «альтер эго», капитана Марлоу. Моряки бесподобные рассказчики, у них есть возможность отшлифовать свои истории, «проехав по ушам» всякий раз новых пассажиров. К чести Голсуорси, он сумел убедить колониального штурмана, что его рассказы нужно записывать и публиковать. И нечего переживать и тушеваться. Однако Конрад все же стушевался и признался, что первый роман уже написан. Но Голсуорси его все-таки показал.

Роман «Безумие Олмейера» произвел сильное впечатление на издателя Эдварда Гарнетта. Однако он сомневался по поводу языка – он считал, что текст весьма сильно напоминает перевод с иностранного языка. И поэтому дал почитать рукопись жене. Эта милая леди сумела убедить мужа, что «иностранный акцент» тексту не вредит, а, напротив, вносит своеобразный колорит и освежает английскую грамматику. В самом деле, Конрад пугал лаконичных англичан сложносочиненно-сложноподчиненными предложениями длиной в абзац. Миссис Констанс Гарнетт оказалась не из пугливых. Правда, она настолько не боялась сложных предложений, что позже стала известной переводчицей русских романов. Однако, нам кажется, все гораздо проще: женщины всегда любили моряков.

И еще о друзьях. Конрад был вхож в английские литературные круги, с энтузиазмом встретившие его первые литературные опыты. Все его новые рассказы, повести и романы, прежде чем выйти отдельными книгами, печатались в солидных литературных журналах. Но его финансовое положение оставалось нестабильным: тиражи книг были достаточны для джентльмена, живущего на ренту, но малы для литератора, живущего на гонорары. И кто-то из друзей-литераторов выхлопотал ему королевский ежегодный пансион в сто фунтов стерлингов для гражданских ветеранов (вполне приличные деньги по тем временам – если верить Виктору Гюго, тысячу фунтов стоил новый пароход).

Успех у широкой публики пришел только на тринадцатом его романе «Шанс» (1913). По иронии судьбы, литературные друзья считали его самым слабым из романов Конрада, ведь к тому времени уже были написаны и «Негр с “Нарцисса”», и «Ностромо», и «Сердце тьмы», и «Лорд Джим», считающийся вершиной творчества писателя. Но этот шанс оказался счастливым. После него английская публика записалась в фанаты Конрада, большими тиражами пошли переиздания предыдущих романов и публикация новых – бестселлеров уже только из-за имени автора. Модернисты настолько вошли во вкус бесконечных конрадовских предложений, что вскоре стали писать вообще без знаков препинания и назвали стиль «потоком сознания».

Однако вернемся к загадке. Если относительно трех «основных» языков, на каждом из которых Джозеф Конрад мог бы писать романы, литературоведам уже все ясно, то о других нелитературных познаниях до сих пор только высказываются предположения. Можно предположить, что раз он окончил колледж в австро-венгерском Кракове, то не мог не знать немецкого. А если большая часть его странствий связана с Индокитаем, мог на приличном уровне овладеть малайским.

Судьба распорядилась так, что корабли капитана Конрада ходили не в британских водах. Во французских – в юности, в голландских в Индонезии и бельгийских в Африке – в зрелости (конголезский язык в копилку гипотез?). Это парадоксальным образом позволило англичанам не воспринимать на свой счет его критику колониализма.

Рискнем продолжить ряд предположений о лингвистических способностях также русским языком, и, возможно, литературой. Логично для подданного российской короны: в детстве больше года вместе с отцом он прожил в ссылке в Вологде, где по-польски говорили только ссыльные. Может, оттуда и пессимизм, преимущественно трагические развязки написанных им романов.