Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

– Когда трогают лживые, неприятно, – согласилась гоганни, решаясь на главное. – Сэль, я должна… Ничтожная хочет надеяться, что именуемый Хайнрихом – достойный мужчина, а достойному мужчине хорошо, когда он делает хорошо женщине, но владыка Гаунау чрезмерно силен и тяжел. Он пьет много пива, у него большие руки и подобный котлу живот. Ничтожная боится, что ночь не принесет тебе счастья и вселит в сердце страх.

– Не надо! – почти крикнула Сэль, а гребень, который она держала, упал на застеленный мехом пол. – Забудь! Та-Ракана давно затоптал конь Монсеньора и правильно сделал, а его величество Хайнрих совсем другой. Будь он дундуком, Монсеньор Лионель никогда бы не согласился на нашу свадьбу.

У мужчин свои секреты, спрашивать о них некрасиво, но даже если Монсеньор Лионель думал, как ты… то есть, что мне может стать скверно, то он перед отъездом объяснил его величеству, как надо делать. А то, что его величество толстый, не беда. У папеньки живот поменьше, но все равно большой, и ему это совсем не мешает. Как-то раз я увидела папеньку со служанкой, так они все делали сидя. Я ничего не поняла, но мама тоже это видела и мне потом объяснила. И потом ее величество говорила, что грубость и нежность могут жить в любом теле, а его величество очень любит своего коня. Вот уж кому с ним в самом деле тяжело…

– Сэль, ты пока… просто не понимаешь.

– Понимаю, просто со мной этого еще не случилось. Конечно, мне немножко страшно, но, когда мы уезжали в Надор, было хуже. Я тебе потом расскажу, как у нас получится с его величеством. Чтобы ты не волновалась. Ты помнишь, что на эсператистскую свадьбу тебя поведет полковник Лауэншельд, а на вторую, главную, ты поведешь меня?

– Я помню. Главная свадьба будет ночью у старейшей из башен. Гаунау зажгут костры среди камней, я и Царственная подведем тебя к большому королю, и вы сразу уйдете, а гости останутся радоваться.

– Рубашку ждать они останутся. – Селина вновь занялась волосами ничтожной и вдруг пожаловалась: – Не знаю, какие камни надеть. Хочется вспомнить сразу ее величество, Монсеньора Лионеля и Монсеньора Рокэ, но цеплять на себя слишком много драгоценностей – дурной тон.

– Синий камень ты отослала нареченному Руппи, а он был так красив. Монсеньор монсеньоров хотел, чтобы ты подарила большому королю в ночь свадьбы кольцо из Доннервальда. Ты сделаешь это?

– Конечно, хотя оно налезет разве что на мизинец, – подруга выдернула из-под ленты прядку, и она упала Мэллит на лоб. – Готово, пошли к зеркалу.

Мэллит не думала, что, глядя на себя, сможет испытать радость, но осеннее платье поделилось с ничтожной своим совершенством, даровав ей отблески огня и мерцание золота. Это была красота подхваченных ветром листьев, а не исполненных соком плодов, но это была красота.

– Как хорошо, что ты улыбаешься, – обрадовалась подруга и принялась расплетать свои волосы. – Я боялась, что не смогу тебе ничего толком объяснить и ты надолго расстроишься. Теперь бы еще Герарда унять, да и мама наверняка места себе не находит. Хорошо хоть к ней в Альт-Вельдер Зоя со своими глупостями не нагрянет… Прости, это я сказала глупость и даже гадость, а Зоя просто хочет, чтобы я влюбилась. Как она в папеньку, только у меня второй раз не получится.

– Ничтожная думала, что у нее нет сердца, но оно нашлось. Одно на двоих.

– Мелхен! – Сэль прижала обретшую сердце к себе. – Монсеньор или сам вернется, или его вытащит папенька, а про любовь… Ее величество говорила, что вторая любовь может прийти незаметно. Я сперва не поняла, как такое может быть, но потом вспомнила про кошек. Они ведь умеют приходить так, что не знаешь, есть они в комнате или нет. Смотри, Маршал! И как только он сюда влез?

Черно-белый в самом деле был здесь и драл когтями самую большую из застилавших пол шкур, но когда и откуда он вошел, Мэллит не заметила.

2

От подобной зрительной трубы не отказался бы и Альмейда, Кроунер же не упал в обморок лишь из страха уронить свежеобретенное сокровище.

– Господин капитан… – стонал он, держа подарок обеими руками, – господин бригадир… Это как же… куда…

– Оп-ти-чес-кий прибор пригодится в экс-пе-ди-ции, – прервал стенания из последних сил хранящий серьезность Арно. – Незаменимая штука при ловле птиц и звезд.

– Атлас Видимого небесного, – не преминул подхватить Валентин, – после возвращения адмирала Вальдеса наверняка будет расширен, причем значительно. Обнаружив новые созвездия, вы сможете назвать одно из них Бабочкой.

– Или Усачом! – Арно взял со стола строгий черный футляр для бумаг и протянул разведчику, который растерянно затоптался, не зная, куда девать драгоценную трубу. Выручил Валентин, самолично вынувший нежный прибор из капральских рук, после чего наступил черед патента, навеки закреплявшего за марагонским жуком «кондициённое» имя, подлежащее теперь включению в ближайший бестиарий.

Мысль осчастливить Кроунера бумагой с печатью принадлежала Арно. Валентин согласился, но решил, что документ должен обладать абсолютной юридической силой, которую ему придаст подпись регента. Изрядно напоминавший изделия Сузы-Музы диплом угодил к Рокэ, который одной лишь подписью не ограничился. «Усач королевский, шипогрудый, блестящий, больно кусающий, превеликий как Бабочка» волей Алвы превратился в «Королевского усача Кроунера». Прочие жучиные титулы остались без изменений, а вот покусившийся на права первооткрывателя подхалим лишился сразу академической мантии и пенсиона. Арно с Валентином сочли такое решение справедливым, но капрала оно изрядно встревожило.

– Он же все неописанное знает, – переживал разведчик, – и не токмо про жуков с зайцами! Второго такого зепляра пока еще выучишь, как же без него проверять, описанное или нет? Про короля он, может, от души вписал, сиротку порадовать, ну а мы с Бабочкой что… В иск-педиции всяко незаписанное найдется.

– Еще бы! – Арно покосился на часы и понял, что с наукой пора заканчивать. – Но шкурника этого жалеть нечего, он не просто тебя обокрал, он присягу нарушил. Научную.

– Изгнание из Академии подобного господина, – не замедлил развить мысль Придд, аккуратно убирая трубу в чехол, – создает позитивный прецедент.

– Другим теперь неповадно будет с чужими открытиями жульничать, – перевел виконт, и сияющий, как жаждущая обнаружения звезда, разведчик отправился праздновать. Арно расстегнул надетый по такому случаю мундир и плюхнулся в помнившее загадочного герцога Надорэа кресло.

– Хорошо, что Герарду и фок Дахе ордена вручить успели, – нашел чему дополнительно порадоваться виконт, оглядывая вылизанную «спрутами», но пустую без девчонок, котов и Руппи столовую. – Слушай, а чего ты Клауса в гости к фок Дахе отправил? Он же там мешать будет!

– Потому и выставил, – блеснул логикой Валентин. – О чем, по твоему мнению, фок Дахе станет говорить со своей женой все эти десять дней?

– О… О Гизелле.

– Да, если вообще будет, но скорее всего они будут молчать, чтобы не сделать друг другу больно, и в результате сделают. Мы так жили очень долго, и я никому не желаю такой… бережности. С посторонним человеком – а Клаус в отличие от нас посторонний – семейству фок Дахе придется говорить о будущем и о подвигах хозяина дома. Это им поможет понять, что не кончилась не только жизнь, но и любовь. Ты согласен?