Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

– Могу сказать про клячу и про то, что ты умный. Но раз так, мы могли бы с ними смотаться; Рокэ бы отпустил.

– Тебя. Я ему сегодня нужен.

– О как!

– Герцог намерен встретить Излом здесь. С ним придут Эпинэ и Райнштайнер, я думаю, это неспроста.

– Да Рокэ вечно так! В смысле удирает к своим с гитарой… Мы с тобой в Аконе, вот он к нам и собрался, а не будь нас, он бы к бергерам рванул. Йоганн говорит, они на него не то чтоб дуются за Зимний Излом, но им обидно. «Улары»-то на бергерах сломались.

– Не спорю, однако сражение в целом сломалось на двух дриксенских батареях. Возможно, ты и прав, а я просто не умею праздновать.

– Научишься. Только чем всю эту ораву кормить? Мелхен-то у нас больше нет.

– Я послал в «Разгульного чижа» и, поскольку Райнштайнер не любит специй, в «Хромого полковника». Но если ты прав и Алва не имеет в виду ничего особенного, то присутствие Селины и баронессы сделало бы предстоящую ночь заметно лучше.

– Угу… Слушай, теперь ведь то… о чем ты говорил, не нужно. Селину Хайнрих защитит, да и Мелхен заодно, так что ты свободен.

– Возможно. – Валентин задумчиво оглядел комнату и поменял местами вазу с сухими цветами и подсвечник. – Некоторые обязательства не исчезают никогда. Мы можем их не исполнять за ненадобностью, но пока я и Селина с Мэлхен живы, я себя свободным не считаю.

– Тогда и меня не считай. Любопытно, что стукнуло Селине в голову… Тебе обидно не было?

– Нет, всего лишь немного грустно.

– Слушай, а ведь мне, пожалуй, тоже!

– Ничего удивительного. Помнится, мы с тобой в Васспарде не договорили о любви. Сегодня тоже вряд ли договорим, но мне очевидно, что мы оба слегка влюблены сразу и в Селину, и в Мелхен.

– Думаешь? – Арно озадаченно уставился на друга. – Тогда почему мы не злимся?

– Потому что нам было достаточно того, что они есть. Я не утверждаю, что прав, и не намерен опровергать философов и поэтов, но всепожирающие страсти так или иначе кончаются, а наши чувства… Моя мать любила цветы, Ирэна эту ее черту унаследовала, вот только у нее очень долго не было ничего, кроме цветов. А у нашей матери – было, и тоже очень долго, но при этом были еще и цветы. Мало того, их присутствие словно бы оттеняло и счастье, и беду. Так и с чувствами. Не рискую говорить еще и за тебя, но в моей жизни есть эти две девушки. Вряд ли кто-то из них мог бы стать для меня тем, чем для отца была мать, но я рад, что мы встретились.

– А Иоланта? – Валентин в чем-то прав, понять бы еще в чем! – Она ведь тоже…

– Для тебя – возможно, но я о ней не вспомнил, значит, для меня она просто родственница, которая нуждалась в помощи. Я рад, что у нее появились покровители и подруга, будет жаль, если ты их рассоришь.

– Вот еще! Айрис – умница! Мелхен это слово не любит, но хуже оно от этого не стало… Вот у Гизеллы в голове какая-то чепуха. Похоже, из-за Дурзье.

– Скорее из-за матери и старшей сестры. С моей стороны будет большой наглостью спросить, кого бы ты скорее поцеловал, Иоланту или Айрис?

– Обеих. Одну – в нос, вторую – в щечку… Погоди, ведь это сегодня?!

– Что это?

– Ну, Сэль же выходит замуж в ночь на Весенний Излом, то есть прямо сейчас! Не знаю, когда придет Рокэ, но давай за нее выпьем. Чтоб не пожалела!

3

Ссоры любящих угнетают, но Мэллит не ушла, потому что Сэль этого не хотела. Гоганни стояла возле печи и смотрела на Герарда. Отважный надел парадный мундир и украсил себя орденами, но досада на его лице спорила с огорчением. Брат подруги не желал свадьбы и в который раз приводил довод за доводом, а Селина отвечала, повторяя то, что говорила уже не раз. Из всех драгоценностей она все же выбрала жемчуг из дома Монсеньора монсеньоров. Подруга говорила о второй любви, но с ней все еще была первая. Мэллит привычно тронула золотой цветок на груди, желая Сэль излечиться хотя бы через десять и шесть лет, когда названный Руппи уподобится регенту. Задумавшись о грядущем счастье, гоганни не сразу поняла, что Герард заговорил о Создателе, чего прежде не делал.

– Мне это не нравится… – волновался он. – Конечно, его высокопреосвященство тебе разрешил, но ему велел Монсеньор, а от эсператистов добра все равно не жди.

– Гаунау не очень эсператисты, у них что-то более умное. – Сэль наклонилась и взяла на руки кота, хотя его когти несли угрозу платью. – Вот его величество держит слово и знает про Королеву Холода, а у нас только Книгу Ожидания читают, хотя в ней, если подумать, умного мало.

– Сэль, ну что ты такое говоришь! Вспомни ее величество, она же все время молилась.

– Я помню, – подруга закусила губу, сдерживая неуместные в день свадьбы слезы. – Ее величество думала, что она эсператистка, а ты думаешь, что ты – олларианец, только серые кошки и черные кошки все равно кошки. Мы не знаем о том, откуда все взялось, и можем только верить в то, что нам говорят, а эсператисты и олларианцы говорят одинаково. Что нет никого хуже Врага и лучше Создателя, потому что он самый умный, справедливый и добрый. Ее величество в это верила, и бабушка верит, но разве они могут думать одинаково? Я не про молитвы, которые мы читаем не по-гальтарски, а про главное. Для бабушки справедливо, что она стала графиней, а соседа, который ей пакостил, повесили. Когда она узнает, что я вышла за его величество, она решит, что это несправедливо, но все равно захочет приехать, ведь бабушка королевы важней жены графа и тессория. И это для нее будет справедливым, а для ее величества справедливым было, чтобы не казнили тех, кто поднял восстание в Эпинэ, потому что виноваты не они, а те, кто их довел. И когда у ее величества начинались неприятности, она не думала, что это несправедливо, потому что другим было хуже. Понимаешь, королева с королем отвечают за всё, что делается в стране, зато бабушка…

– Сэль, ты какую-то чушь несешь! Это как… мешать варенье с гнилой капустой.

– Не мешать, а сравнивать. Если тебе так проще, то одни думают, что Создатель – это гнилая капуста, а другие – что варенье. И неважно, что на севере варенье варят из яблок и смородины, а на юге из абрикосов, главное, что оно варенье. С эсператизмом и олларианством так же. Для хорошего человека Создатель будет вареньем, но он не станет заставлять других его есть, будет только угощать. Зато скверный примется свою капусту насильно пихать другим в горло. Теперь понял?

– Сэль!

– Наверное, я плохо объясняю.

– Подруга говорит, – не выдержала Мэллит, – что хорошее может зваться по-разному, но быть схожим, как и дурное. Ты видел злых, живущих рядом, и добрых, приходящих издалека. Неужели тебя бы опечалил союз Сэль и нареченного Рупертом?

– Нет, конечно! Это же совсем другое…

– Но не из-за Создателя. И вообще с дриксами мы воевали больше, чем с гаунау. – Сэль повернулась, чтобы посмотреть на часы, она ждала конца разговора. – Тебе просто не нравится, что я выхожу за его величество, вот ты и выдумываешь.