Княжна для викинга - Анна Лакманова

– Трувор…– начала Велемира дрогнувшим голосом. Она оглядела его с улыбкой, которая была неуместна в нынешних обстоятельствах. Она будто забыла зачем пришла, так ласково вдруг засияли ее очи. Лишь письмо в ее руке как-то объясняло этот визит.

Выхватив записку из рук Велемиры, окрыленный Трувор умчался в горенку, чтобы возле свечи прочесть письмо, в котором будет дано объяснение всему тому безрассудству, что происходит.

Трувор плохо знал славянское письмо. Но кое-как все же прочел, пробежав глазами содержание. На лице его изобразилось недоумение. Пришла мысль, что он попросту неверно понял написанное. В конце концов, не такой уж он грамотей. Говорить на языке Новгорода может, но читать, похоже, нет.

Выбежав на улицу, Трувор огляделся. Велемиры уже не было. Как не было никого подходящего, кто бы мог прочитать ему послание. Народу тут сновало немного. Но в любом случае для такого чтива следовало найти кого-то не слишком догадливого. Вдруг он увидел вдалеке выходящего из гридницы мальчишку, помогающего писарю. Он сновал на посылках, обычная передавая слугам всякие мелкие поручения.

– Эй, ты! – Трувор подозвал мальчишку к себе. – Я тут нашел кое-что. Кто-то обронил, – пояснил Трувор историю берестяной записки. – Может, узнаем, кому это…

– Темно очень…Не видать ни слова…

– Пойдем, – Трувор подтолкнул мальчишку к горящему костру, возле которого стояли трое дружинников.

– Тут не указано, кому записка, – прочитав про себя послание, пожал плечами мальчишка.

– Что там сказано? – Трувор не сводил глаз с чтеца.

– Тут написано, что она кого-то не любит, – мальчишка огляделся по сторонам, словно желая увидеть героев письма здесь же на улице.

– Ты уверен?! – еще минуту назад Трувор надеялся, что неправильно понял содержание. Но уже сейчас, он все отчетливее осознавал, что не ошибся. – Посмотри еще раз…

– Уверен. Вот, тут сказано ясно: «Более не люблю…» – мальчишка указал на соответствующие строки. А Трувор потемнел. – И еще тут написано, что кто-то всего лишь «простой дружинник»…И что такое ей «негоже»…– мальчишка вдруг удивленно уставился на Трувора, который мрачно забрал у него письмо и пошел прочь.

Трувор чувствовал обиду и злость. Разумеется, тиун куда влиятельнее «простого дружинника». После этого омерзительного письма есть только одно желание – поскорее убраться из Новгорода.

С самого утра Ефанда вглядывалась в бледное небо Дорестадта, так и не ставшее ей родным. В этом чужом бездушном городе ее раздражало все – от еды и погоды до людей и их жилищ. Он напоминал ей огромный рынок, в котором нет величия и места для дочери славных предков, коими были ее пращуры. Будто желая оставить при себе дух отчего дома, она привезла с собой служанок, поваров, лекарей и полсотни сундуков утвари и одеж. Но даже все эти меры не могли заглушить весь тот поток негодования, который лился из самых недр ее души. Даже если ничего дурного не происходило, она все равно чувствовала раздражение. У несчастливых в браке женщин такое случается. Но Ефанда не понимала истинных причин своего удрученного состояния и продолжала пенять на несчастный город, проклиная его про себя.

Это утро принесло принцессе лишь огорчения. Проснувшись, она ощутила еще большую усталость и безысходность, чем накануне. На сегодня были назначены прощальные состязания в честь Олега. Ничто уже не могло помешать намеченному, кроме, разве что, ненастья. Ефанда всматривалась ввысь, надеясь увидеть хотя бы небольшую тучку на блеклом голубом платке. Но небо Дорестадта не слышало ее молитв. Ясный небосклон с ослепляющим солнцем над головой был ясен. Даже ветер и тот стих.

Время шло к полудню. Становилось жарче. Отчаявшись, Ефанда отошла от окна. Позвав служанку, она повелела согреть воды и наполнить для нее купальню. Больше мешкать нельзя. Состязания не за горами. Отговорить Олега отомстить Синеусу так и не удалось. Потому остается только подготовиться к ожидаемому событию.

Выйдя на двор в сопровождении верной помощницы, Ефанда двинулась в сторону мовницы. На улице возле ее дверей несли дозор дружинники Олега. Двое из них по обыкновению отделились от остальных и последовали за принцессой, недовольно озирающейся по сторонам. Для нее сегодняшний день так или иначе станет днем траура. А все вокруг радуются. Визги проносящихся детей, почти врезающихся в нее, оживленные голоса и смех дворовых, пошлые шутки и гогот дружины – все это вкупе с развеселым солнцем, сияющим бликами в травинках, сегодня действует на нервы. Единственное, чего ей хочется – поскорее уединиться.

Добравшись до мовницы, Ефанда обрадовалось темной пустынной комнате и согретым водам. Здесь было тихо и спокойно.

Служанка забрала у принцессы накидку с платком и унесла их в предбанник. Затем Гуднё затемнила окна и зажгла свечи.

Приподняв сорочку до колен, Ефанда перешагнула невысокий бортик. И погрузилась в купальню, застеленную белоснежными полотнами, хранящими тепло согретой воды. Тут же рядом стояла корзина с десятком разных крыночек, в которых хранились мази, травы и выжимки.

Служанка застыла с кувшином горячей воды наготове. А принцесса прикрыла глаза, пытаясь расслабить тело и очистить ум от волнений. В полумраке слух ее обострился. И она уже различала голоса на улице, шаги прохожих и даже разговор двух стражей, что были приставлены к ней.

– Хвала богам, мы возвращаемся домой. Я уже по жене стосковался! – признавался первый голос.

– Ишь ты, по жене! – отозвался второй. – Я тут в принципе по любым бабам тоскую! День и ночь за принцессой ходим, ни шагу прочь от нее. Тут не то что любовь сплести…Здесь поспать-то не успевается. Для меня сейчас всякая девка сгодится. Какая мимо не пройдет, я уже голову теряю, вслед полдня ей гляжу.

– Да чего уж на всяких булочниц да доярок пялиться! – отозвался первый голос.

– А ты как будто не пялишься?! – прохрипел второй ворчливо.

– Ну я-то, конечно, пялюсь. Иногда. Но в голове образ своей рыжей болтуньи все же сберегаю, – гордо сообщил первый.

На этих словах Ефанда приоткрыла глаза и чуть повернула голову, как будто пытаясь увидеть говорящих. Он, этот безликий страж, такой же безразличный для нее, как и все прочие, любит ту свою далекую рыжеголовую трещотку…И даже булочниц разглядывает без особого воодушевления! Уже даже отчетливо представляется та счастливица, жена простого дружинника…Сидит она на завалинке с подружками, перебирает чеснок и чешет языком. А из-под чепчика ее торчат рыжие космы. А лицо-то ее плебейское все в веснушках! И нет в ней, кажется, ничего особенного…Однако этот страж все же любит ее и томится по ней на чужбине.

– А я ничего не сберегаю. Знаю только, что с ума скоро сойду здесь, – продолжал тем временем ворчун. – Зиму еще как-то могу протянуть, но весну и лето – не. Ходят тут всякие, юбками да платками крутят впустую перед носом. А я потом уснуть не могу! Хоть не смотри на них вовсе. Да глаз сам тянется! Надо ж глядеть куда-то!