Широкий Дол - Филиппа Грегори

Но на следующую ночь ограда вновь была повалена и частично порублена. И на третью ночь тоже. К тому же часть поваленной ограды сожгли.

Это было сделано аккуратно, по-крестьянски, теми, кто привык выжигать лес, расчищая землю под пашню – то есть подальше от лесного сухостоя и хвороста, подальше от низко свисающих ветвей деревьев. Поджигатели сложили в кучу порубленные куски изгороди, подожгли их и поспешили оказаться в деревне до того, как кто-либо заметит огонь.

– А теперь они уверяют меня, что ничего не могли поделать! – рассказывал Джон Брайен. Он был в ярости. – Говорят, что, пока они принесли из Фенни воды, все уже почти догорело!

– Они могли бы встать цепью и таскать воду из общинного ручья, – заметила я. – До него там всего несколько ярдов.

– Но он на той территории, которая подлежит огораживанию, – сказал Джон Брайен, – вот они и заявили, что вы им велели держаться подальше от этой земли.

Я горько усмехнулась:

– Что ж, в этом есть свой смысл. – Я отвернулась к окну, и улыбка мгновенно растаяла у меня на устах. Собравшись с мыслями, я холодно сказала: – Но больше я этого терпеть не стану. Я дала им шанс, но им, похоже, было мало бросить мне вызов. Теперь они мне угрожают, хотят устроить в моем лесу пожар. Ничего, им придется понять, кто хозяин на этой земле. – Я помолчала. – Я съезжу в Чичестер и закажу новую ограду, а заодно загляну в казармы и попрошу выделить мне пару солдат, чтобы они охраняли изгородь, пока она не будет поставлена. И в следующий раз, когда эти деревенские парни попробуют предпринять нечто подобное, им не поздоровится. Пора научить их хорошим манерам. Я слишком долго позволяла им оставаться безнаказанными. Но теперь всякие игры закончены, и дело принимает серьезный оборот.

Брайен кивнул. Его глаза кровожадно сверкнули, когда он почуял в моем голосе суровость.

– Этих троих можно арестовать, если удастся поймать их с поличным, – сказал он. – За такие штуки их и повесить могут.

– Нет, людей из моей деревни никто вешать не будет, – строго возразила я. – Они, безусловно, заслуживают того, чтобы их хорошенько припугнули, но не более. Короче, я немедленно еду в Чичестер.

Я задержалась лишь для того, чтобы отыскать Гарри, который играл в детской с Джулией, и сразу же велела подать карету.

– По-моему, Беатрис, это очень плохо, – сказал Гарри, провожая меня на конюшенный двор.

– По-моему, тоже, – бросила я, натягивая перчатки.

– Но как все это типично! – продолжал Гарри. – Эти бедняки просто не в состоянии понять, что именно так все и должно быть.

– А по-моему, они как раз прекрасно все понимают и весьма активно пытаются этому противодействовать, – насмешливым тоном возразила я и поднялась в карету. – Этот твой «естественный» прогресс, похоже, слишком трудно воплотить в жизнь.

– Ты все шутишь, Беатрис, – насупился Гарри, – хотя каждому нормальному человеку ясно, что таков порядок вещей. И парочка каких-то спятивших крестьян не может остановить развитие общества.

– Да ладно тебе, – сказала я. – Я все прекрасно понимаю. Но на всякий случай проверю, как должен действовать закон об огораживании, и обсужу этот вопрос с лордом де Курси. Если подобные вещи будут продолжаться, нам придется поймать злоумышленников и предать их суду.

– Да, конечно, тут уместна только строгость, – заявил Гарри, изучая свои блестящие высокие сапоги. – И никакого снисхождения!

Я махнула ему на прощание, и карета тронулась. Тон Гарри показался мне чрезвычайно глупым и помпезным, и мне хотелось поскорее прекратить этот разговор. Однако в Чичестере каждый, с кем я разговаривала, похоже, полностью разделял взгляды моего брата. Лорд де Курси, например, расценил поломку и поджог изгородей почти как вооруженный мятеж, и немедленно повез меня в казармы. Я сопротивлялась – хотя и не слишком активно – его решительному предложению разместить у нас целый конный отряд, чтобы защитить Широкий Дол от трех молодых крестьянских парней. Впрочем, я была даже рада, когда мне предложили полдюжины кавалеристов под командованием сержанта.

Я, конечно, могла бы использовать для охраны лакеев из усадьбы. Но у нас в доме не так уж много слуг, и, кроме того, я слишком хорошо понимала, что даже самые преданные мои слуги все же не станут хватать и передавать в руки военных своих родственников или даже родных братьев, когда начнется всеобщая драка из-за установленной мной ограды.

Мое возвращение домой было поистине победоносным: следом за моей каретой мучительно медленно тащился огромный воз со всем необходимым для новых ограждений, а на некотором расстоянии от него ехал небольшой отряд кавалеристов, которых предстояло разместить в местной таверне «Под плющом» под видом рекрутов. Им предстояло по первому же моему сигналу устроить злоумышленникам ловушку.

Этот сигнал я подала им уже следующей ночью. Весь день под присмотром Джона Брайена мерзко ухмылявшиеся крестьяне ставили новую изгородь, старательно вкапывая столбики в землю. С наступлением темноты все вроде бы разошлись по домам, а мы – Джон Брайен, Гарри и я – встретились с солдатами подальше от этого места у реки, затем совершенно бесшумно провели своих коней по воде и окружили поляну, оставив свободной только ту тропу, что вела в деревню. Луна еще не взошла, и было почти совсем темно; даже свет звезд частенько затмевали набегавшие облака.

Я осталась сидеть в седле, и мой Тобермори нервно прядал ушами, страшно недовольный тем, что его заставили куда-то идти среди ночи. К тому же было холодно и промозгло, как часто бывает в конце зимы. Гарри, тоже сидевший в седле, то и дело ерзал и дул себе в перчатки, чтобы хоть немного согреть замерзшие пальцы.

– Сколько же мы будем ждать? – спросил он возбужденно, как мальчишка в предвкушении драки, и я с некоторым беспокойством вспомнила, с каким восторгом он описывал их школьные бои под предводительством его замечательного друга и героя Стейвли. Сегодняшние события Гарри, видимо, тоже воспринимал как игру. А вот Джон Брайен, сидевший на коне по другую сторону от меня, смотрел на вещи гораздо серьезней. Несмотря на то что жена его была родом из нашей деревни, сам он деревню ненавидел и полагал себя значительно выше «каких-то жалких крестьян». Как и любой не слишком умный горожанин, он куда больше ценил свою практичность и смекалку, чем неторопливую мудрость деревенских жителей. И, как любой карьерист, карабкающийся вверх по крутой лесенке снобизма, он ненавидел ту среду, из которой пытался выбраться.

– Мы дадим им час, – тихо сказала я. Я волновалась и была напряжена: мне впервые пришлось по-настоящему сидеть в засаде. К тому же в глубине души чей-то голос твердил мне: «Это же твои люди! А ты прячешься здесь вместе с солдатами и двумя вооруженными мужчинами, которых сама же и презираешь, и собираешься причинить зло тем, кто всю жизнь делал тебе только добро».

Мне и впрямь было трудно поверить, что мои отношения с этой деревней и с этими людьми уже настолько разорваны, что я вынуждена таиться во тьме, точно шпионка, чтобы на них напасть. Господи, если бы не Ричард, не мои надежды на будущее! Но путь к тому, чтобы Ричард стал хозяином Широкого Дола, вызвал к жизни целую цепь событий, в связи с которыми мой муж ест свой обед за решеткой, а лицо Широкого Дола, любимое улыбающееся лицо моей земли, меняется, похоже, с каждой минутой. Ах, если бы я действовала не во имя моего Ричарда! Но, увы…