Широкий Дол - Филиппа Грегори

И я понимала, что они правы.

Когда мне приходилось ехать через деревню, я держала голову высоко поднятой и с презрением посматривала вокруг. Там по-прежнему не находилось ни одного, кто был бы способен выдержать мой взгляд; все с недовольным видом отводили глаза. Однако мое презрение испарялось, стоило мне увидеть миссис Хантер за окном ее домика, без движения сидящую у почерневшей каминной решетки, хотя над крышей у нее не было заметно ни малейшего дымка. Я не чувствовала себя готовой с полным бесстыдством не замечать бед, постигших мою землю. Мне было на этой земле страшно, неуютно и холодно. И как-то холодным промозглым днем я натянула поводья возле дома сапожника и крикнула: «Миссис Мерри!» Рядом стояли и судачили несколько женщин. Они разом обернулись на мой крик, и лица у них тут же стали замкнутыми и недовольными, и я невольно припомнила те времена, когда они кричали мне в ответ «Доброго вам дня, мисс Беатрис!», и улыбались, и собирались вокруг моей двуколки, чтобы поделиться со мной деревенскими сплетнями. Но теперь они кружком стояли поодаль, точно судьи в уголовном суде, и смотрели на меня холодными глазами. Они, правда, расступились, пропуская миссис Мерри к моей повозке, и меня поразило, как неохотно, еле волоча ноги, она шла ко мне. Она не улыбнулась мне; лицо ее так и осталось суровым.

– Что с миссис Хантер? Уж не больна ли она? – спросила я, беря вожжи в одну руку и засовывая кнут в гнездо.

– Никакая это не болезнь! – с вызовом заявила миссис Мерри, глядя на меня в упор.

– Тогда что же с ней такое? – нетерпеливо продолжала я. – У нее в очаге и огонь не горит. Я ездила мимо ее дома три дня подряд и каждый раз видела, как она сидит у пустого холодного очага. Что ее мучает? Почему друзья ее не навестят, не растопят у нее в доме камин?

– Она не хочет, чтобы очаг растапливали, – сказала миссис Мерри. – И еды она никакой не хочет. И не хочет ни с кем из друзей разговаривать. Она сидит так с тех пор, как ей принесли письмо от Сэма Фростерли, который сообщил, что ее сын Нед умер. Я сама ей это письмо читала – она ведь читать не умеет, – а она выслушала меня, взяла ведро с водой, залила огонь в очаге да и уселась возле мокрых головней. Так и сидела, пока я не ушла. И утром, когда я снова к ней зашла, она все так же сидела.

Лицо мое словно окаменело, но в глазах плескалось отчаяние.

– Она поправится, – сказала я. – Ее просто смерть сына так потрясла. Она ведь вдова, а Нед был ее единственным ребенком.

– О да, – печально подтвердила миссис Мерри.

И больше она ничего не прибавила, ни словечка. А ведь эта женщина приняла мое дитя, эта женщина не отходила от меня во время болезненных схваток, эта женщина дала мне слово, что не станет сплетничать насчет того, что ребенок родился слишком крупным для недоношенного, и свое слово сдержала. Эта женщина когда-то уверяла меня, что я забочусь о жителях Широкого Дола, в точности как мой отец.

– Это не моя вина, миссис Мерри! – с неожиданной страстью воскликнула я. – Я не хотела, чтобы так получилось, я ничего такого не планировала. Мне просто необходимо было увеличить количество полей под пшеницу. Откуда я могла знать, что эти парни надумают изгороди рушить? Я хотела, чтобы солдаты их просто припугнули; хотела, чтобы они перестали меня дразнить. Я же не думала, что их поймают и увезут в Чичестер. Я не думала, что дедушка Тайэк решит сам туда отправиться. И я никак не думала, что его повесят, а Нед умрет, и Сэма ушлют далеко в чужие края. Ничего этого я не хотела!

Но в глазах миссис Мерри не было жалости.

– Значит, вы и есть тот плуг, который не хотел рубить жаб на куски, – неприязненным тоном сказала она. – Та коса, которая совсем не хотела отрезать лапки зайчишке. Вы идете, куда вам нужно, направо и налево размахивая своим острием, но при этом вовсе не хотите калечить тех, кто попадается вам на пути. Так что вас вроде бы и винить-то не за что. Да и разве могут они винить вас, мисс Беатрис?

Я протянула знахарке руку – все-таки она была старой и мудрой женщиной – и снова сказала:

– Я действительно ничего этого не хотела, миссис Мерри, хотя теперь люди и обвиняют меня во всех смертных грехах. Ничего, мой сын еще все исправит. Скажите миссис Хантер, что я позабочусь о том, чтобы ее сына вернули домой и похоронили на церковном дворе, как полагается.

Миссис Мерри покачала головой.

– Нет, мисс Беатрис, – твердо заявила она, – никаких ваших слов я миссис Хантер передавать не буду. Для нее это было бы оскорбительно.

У меня даже дыхание перехватило. Я невольно схватилась за вожжи, и Соррел тут же пошел вперед, а я еще и слегка ударила его кнутом, чтобы пустить рысью. Когда я уже немного отъехала от этих женщин, в борт моей повозки что-то ударило.

Кто-то бросил в меня камень.

Кто-то бросил камень – в меня!

Так что той весной мне больше уже не хотелось ни ездить в лес, ни гулять по полям, ни спускаться вниз по дороге, ведущей в деревню. Гарри уезжал и приезжал, когда хотел. А Селия вообще постоянно посещала деревню. Именно Селия договорилась, чтобы тело Неда Хантера доставили домой. Именно Селия оплатила его похороны и установку небольшого креста на его могиле. Селию и Гарри в деревне по-прежнему встречали неизменными поклонами и неловкими книксенами. Но я в деревню больше не ездила. Лишь однажды воскресным утром – всего один раз за всю эту влажную весну – я проехала по деревенской улице, где двери всех домов были закрыты, но я знала, что их обитатели смотрят на меня из-за занавесок. Я проехала мимо маленького домика миссис Хантер, лишенного привычной струйки дыма над крышей, мимо свежих могил дедушки Тайэка и Неда Хантера. А потом я вошла в церковь и медленно прошла по центральному нефу мимо рядов скамей, заполненных людьми, и взгляд каждого из них был жестким, как кремень.

В ту весну я работала в основном у себя в кабинете. Джону Брайену я поручала все связанное с поездками и раздачей указаний. Он ежедневно являлся ко мне, я давала ему очередное задание, и он отправлялся его выполнять, осуществляя надзор над выполнением той или иной работы. Так и получилось, что Широкий Дол, никогда не знавший управляющего и всегда чувствовавший поступь своего хозяина, теперь находился под присмотром человека, никакого отношения к семейству Лейси не имевшего; Брайен даже и фермером-то не был; он был всего лишь мелким чиновником, который родился и вырос в городе.

Вместе со своей командой Брайен расчистил и распахал общинные земли, а потом засеял эти поля пшеницей. От деревенских больше никаких неприятностей не было. Брайен также распахал полдюжины лугов, где раньше играли дети; его плуг прошелся даже по тем уцелевшим кусочкам земли, что принадлежала самой деревне. Мы теперь сеяли пшеницу везде, где мог пройти плуг. И все же денег мы по-прежнему зарабатывали недостаточно.

Я приберегала состояние Джона для того, чтобы откупиться от нашего кузена; мне не хотелось тратить эти деньги на оплату юристов. Но поскольку они все время затягивали дело, то и счета от них постоянно росли. Занятая у мистера Льюэлина сумма ушла на оплату счетов за первые три месяца, но затем мы столкнулись с проблемой выплаты процентов, а никаких поступлений до продажи нового урожая пшеницы ждать не приходилось. Однако эта пшеница еще и на полях толком не взошла.