Ложная красота - Наталья Кочетова

— Ты не должен отказываться от возможностей только потому, что твой брат их потерял. — Тихо отозвалась Кира, глядя на меня этим своим взглядом. Будто все понимает и знает обо мне больше чем я сам. Как всегда, зрит в корень. Чертов мозгоправ. — Игнат…

— Ну все, Кира, хватит. Не надо… — Прервал я, не выдерживая ее взгляда-рентгена. — Не пытайся копаться в моей башке. Я все знаю. Я знаю, что делаю. Не лезь в это, пожалуйста. — Добавил с раздражением, и Кира, вздохнув, отвела глаза.

Она молчала несколько секунд, задумчиво глядя вдаль, затем спросила.

— На что ты копишь деньги?

— Какая разница? — Взорвался я, это ее уж точно не касалось, и ее вопросы начинали мне надоедать. — Надо.

— Ладно. — Примирительно подняла руки Кира. — Я просто подумала, что могу помочь. Я могу поговорить с Игорем, чтобы он взял тебя в помощники. Будешь его постоянным спарринг-партнером. Что скажешь?

— Мальчик для битья? — Поморщился я, недовольно взглянув на девушку, но все же призадумался. Так себе работенка, но ради дополнительного дохода…

— Тебе ведь нужны деньги?

— Нужны. — Вздохнул я.

— Много? — Через пару секунд аккуратно спросила девушка.

— Кира. — Предупреждающе прорычал я, и она снова вскинула руки в знак поражения, прекращая свой допрос.

Из коляски послышалось слабое кряхтение, и на лице Киры тут же расцвела улыбка. Она приподнялась со скамьи, немного откинула верх люльки назад, и заулыбалась еще шире. Бросила на меня взгляд через плечо.

— Хочешь взглянуть? — Предложила со счастливой улыбкой и махнула головой, подзывая меня.

Я пожал плечами, встал, и склонился над люлькой, в которой лежало маленькое сморщенное существо, тихо посапывало, и слегка дергало ручками во сне.

— Он такой красавчик, правда? — С любовью глядя на сына, спросила Кира. Спросила так, будто ответ ей не требовался, но почему-то взглянула на меня вопросительно.

— Эм… гм… ну… — Растерялся я, неловко топчась на месте. — Ну, наверное. Ну он такой… ну…

Кира цокнула языком и закатила глаза, с шутливой претензией шлепнула меня по груди тыльной стороной ладошки.

— Ладно. Лучше ничего не говори. — Остановила меня со смешком. Снова уселась на скамью и начала возить коляску взад-вперед. — Тебе стоит поучиться делать комплименты. — Хмыкнула, насмешливо глядя на меня, и добавила. — Вот Ваня сразу сказал, что он красавчик.

— Когда же он успел это тебе сказать?

— Он приезжал. На следующий же день, как меня выписали из роддома.

Теперь была моя очередь цокать языком и сокрушенно мотать головой. Стало даже немного обидно. Выходит, он приезжал неделю назад, но домой даже не зашел, сразу помчался к Кире. Господи, ну что за идиот? Что он себе думает? И почему Кира его поощряет?

— Ты ведь знаешь, что он сохнет по тебе. Да? — Задал я вопрос, который следовало задать уже давно. Кира ведь не дура, она все прекрасно видела, все понимала, так почему не пресекала его нелепых глупых порывов?

Кира взглянула на меня с недоумением, приподняв бровь.

— Зачем ты даешь ему надежду? — Спросил я, сведя брови к переносице.

— Что? — Нахмурилась Кира соображая. — Даю… Даю надежду? Игнат… — Задохнувшись от возмущения, вдруг вскрикнула девушка. Пару секунд она смотрела на мое лицо, будто бы ожидая, что я сейчас рассмеюсь и скажу, что пошутил. Но, так и не дождавшись, принялась объяснять, нервно размахивая руками. — Нет у него ко мне никаких чувств. Нет их.

Я фыркнул, но она не обратила внимания, продолжая говорить, и с каждым новым словом ее голос становился все громче.

— Он держится за меня… да так же как и ты, только потому, что я принимаю вас такими, какие вы есть. И такими люблю. Это только вы двое делаете вид, что ваша жизнь рухнула. — Зло ткнув в меня пальцем, проговорила Кира. — Да, Игнат дерьмо случается, случилось и с вами. Но вы вместо того, чтобы строить новую жизнь, с тем, что есть, держитесь за прошлое. Ваня — за свою глупую обиду, а ты — за чувство вины. Ему проще винить тебя, тебе проще чувствовать себя виноватым и страдать, чем взять на себя ответственность и жить по-новому. Да это страшно и больно, но я не думала, что вы оба настолько слабаки! — С жаром выплюнула девушка.

— Он винит меня справедливо. — Спокойно парировал я. — Из-за меня он не может бегать. Он мечтал об Олимпийских играх и у него были все возможности, но я отобрал их у него.

— Да что ты сделал-то такого? — Всплеснула руками девушка и сказала это так громко, что из коляски тут же раздался испуганный плач.

Кира спохватилась, наклонилась и взяла ребенка на руки. Порывисто поцеловала его в лоб и начала покачивать на руках. Когда пронзительный плач перешел в беззвучные всхлипы, снова перевела взгляд на меня. Но в этом взгляде я больше не видел привычной доброжелательности.

— Вот что Игнат… не хочу тебя больше видеть. И брату своему передай, чтоб не приходил… Вы оба… знать вас не хочу, пока не образумитесь. Мне… мне вообще… нервничать нельзя. — Перехватив ребенка одной рукой, второй рукой Кира схватила коляску и толкнула ее, уходя прочь.

Оставляя меня одного со своими злыми словами. Злыми, но правдивыми.

Она была права. Мы держались за старое. И не хотели жить с тем, что теперь имели. Потому что это тяжело: понимать, что у тебя было все, но из-за одной глупой ошибки, это все исчезло. Ваня мог бегать, мог выигрывать свои марафоны, получать медали. Я… со своим прежним лицом я мог бы обаять Пришельца, я мог бы попробовать. Черт возьми, да, я мог бы… Тогда ей не пришлось бы из жалости ко мне врать придурку-Соколову о том, что она моя девушка. Тогда это могло бы быть правдой…

Все могло бы быть по-другому. Мы могли бы так много. И Ваня, и я.

А что мы можем теперь — Хромой и Урод? — Ничего. Только жаловаться на жизнь и страдать.

Надо же, как бывает, всего одна ошибка — и жизнь под откос.

Всего одна секунда — и мы — больше не мы.

Год назад

— Да бро-ось, Игнатик, на своей калымаге? Ты? Меня? Ха-ха. — Насмешливо заржал Герман, брезгливо разглядывая через окно мою сверкающую глянцевым черным малышку. Калымага. Вот же идиот. Да это пока самое лучшее, что есть в моей жизни. Моя гордость, моя радость, моя любовь. Подаренная отцом нам с Ванькой на восемнадцатилетие, красотка Нисан Максима. Я никогда не принимал подарков от отца, никогда не брал его несчастные откупные подачки, а тут не выдержал. Самообладание треснуло, гордость лопнула и разлетелась на жалкие ошметки, едва я ее увидел. Ванька остался равнодушен, он болел мотоциклами, четырехколесный транспорт его не возбуждал. И вот так прекрасно сошлись звезды, что малышка, можно сказать, полностью стала принадлежать мне. У нас была взаимная любовь и взаимное восхищение, и тут вдруг «калымага».