Чувство льда - Александра Маринина

Тамара Леонидовна задумчиво посмотрела на старшую дочь.Н-да, а казалось, что неглупая девица. Выдержала паузу, как и положено вспектакле.

– Любаша, какой у тебя чудный костюмчик, и сидит натебе как влитой. Где ты его покупала?

Наконец Люба подняла удивленные глаза на мать.

– Ты что, мам? Это же ты мне из Англии привезла. Забыла?

– Ах вот как? Значит, мама из Англии привезла? –Тамара постепенно повышала голос, подводя сцену к кульминации. – То естьздесь, в Москве, ты ничего такого купить не можешь, да? Так вот, моя дорогая,запомни раз и навсегда: если ты хочешь носить костюмчики, которые твоя мамапривозит тебе из-за границы, а также туфельки, юбочки и сумочки, то, будьлюбезна, не подвергай испытаниям мою репутацию. Меня уважают в театре ровно дотех пор, пока я не вызываю излишней зависти. Все наши актрисы сами ходят помагазинам, готовят, стирают и убирают, и я должна быть такой же, как они, иначеменя сожрут с потрохами. Ты что, не понимаешь, что такое театр? Ты не знаешь,какой это гадюшник? Стоит мне только дать повод – тут же нашепчут, настучат,напишут, и райком партии не утвердит мою кандидатуру на поездку.

– Да брось ты, мама, – лениво протянулаЛюба. – Ты же ведущая актриса, ты звезда, ну как они могут не взять тебяна гастроли?

– А вот так и могут. Ты думаешь, у нас естьнезаменимые? Каждый спектакль имеет второй состав, между прочим. И никто непосмотрит на то, что я – жена главрежа, а я, в свою очередь, никогда не пойдуна то, чтобы просить папу заступиться за меня. Он живет только своим театром, ион не должен портить отношения с управлением культуры и с райкомом, заступаясьза меня, иначе его лишат того, чем он дорожит больше всего на свете. Ты меняпоняла, Любовь Григорьевна?

Зазвонил телефон, и Надя тут же вскочила и метнулась каппарату. Тамара Леонидовна не удержалась, бросила цепкий взгляд на фигурудочери. Нет, не видно, да еще пижама эта… Что это она так заторопиласьответить? Ждет чьего-то звонка с утра пораньше? Впрочем, понятно, чьего –Юрцевича.

– Мама, это тебя.

В голосе слышно разочарование. Деточка моя, глупенькая, чтоже ты творишь?

Тамара взяла трубку. Звонила портниха насчет платья. День,заполненный делами и хлопотами, начал затягивать Тамару в свой неумолимыйкруговорот, из которого надо непременно вынырнуть и найти время для еще одного дела,о котором Тамара Леонидовна думала всю ночь. Нужно обязательно встретиться сАроном Моисеевичем. Он даст дельный совет и будет молчать. Если сроки дляпозднего аборта уже пропущены, то, может быть, можно как-то устроить ранниероды? И не будет у Нади никакого ребенка, и Юрцевич исчезнет из их жизни – обэтом позаботится Ванечка Круглов, и никто ничего не узнает, и все войдет вобычную колею.

Когда девочки ушли – Люба на работу, в школу, а Надя вКонсерваторию, Тамара Леонидовна набрала номер Арона Моисеевича, знакомого идоверенного гинеколога. Ей удалось застать его дома, но оказалось, что у негони сегодня, ни завтра не найдется возможности встретиться: через двадцать минутон уходит на работу, а после рабочего дня в клинике он со всей семьей уезжаетна дачу и вернется только 3 января.

– А у вас что-то срочное, Тамарочка? – озабоченноспросил он. – Какие-то проблемы?

– Не у меня. Мне нужна консультация, Арон Моисеевич.

– Давайте в двух словах по телефону.

– Вы думаете? – засомневалась Тамара Леонидовна.

– Ну вы хотя бы скажите, в чем дело, а там решим.Давайте, Тамарочка, давайте, время идет.

– Сейчас, одну минуточку.

Она положила трубку, вышла из гостиной, на цыпочках подошлак спальне и приоткрыла дверь. Григорий Васильевич громко храпел, раскинувшисьна широкой супружеской кровати. Детские утренники интереса у него не вызывали,и, в отличие от жены, он не собирался так рано вставать и идти в театр. Надонадеяться, он не проснется и разговора с Ароном не услышит.

Плотно притворив обе двери – в спальню и в гостиную, ТамараЛеонидовна вернулась к телефону.

– Арон Моисеевич, что можно сделать в двадцатьнедель? – начала она с места в карьер.

– Ничего, – моментально и решительно ответилврач. – Если, конечно, нет жизненных показаний. Есть?

– Нет, – честно призналась она. – Я имею ввиду, их нет в плане здоровья.

– Значит, они есть в… так сказать, социальном плане?

– Вот именно. И очень серьезные.

– Это будет дорого стоить. Около полутора-двух тысяч.Если, конечно, кто-нибудь возьмется.

– Но вы можете порекомендовать того, кто возьмется?

– Поищем, – неопределенно пообещал Арон Моисеевич.

– А может, вы сами? – робко предложила Тамара.

– Ни в коем случае, – резко отозвался тот. –Я этим не занимаюсь. Но есть коллеги, которые могут сделать все в лучшем виде.Позвоните мне после третьего января.

– Спасибо, Арон Моисеевич. Еще два слова, пожалуйста.Это… ну, я хочу спросить, это очень опасно?

– Очень, дорогая моя. И очень опасно, и очень больно.Намного больнее, чем обычные роды. Но если дама так решила и если у неедействительно серьезные основания, то она, как правило, готова терпеть. Она жеготова, я так понимаю?

– Не знаю… Я не уверена. Арон Моисеевич, я вам доверяю…Речь идет о моей Наде. Она попала в тяжелую ситуацию.

– О Наде?! Боже мой, боже мой… Да как же это,Тамарочка, голубушка?

– Да вот так. Сама не знаю как. Она со мной об этом неговорит, я вообще узнала из третьих рук. Теперь вот голову ломаю, чтопредпринять.

– А если замуж? – предположил гинеколог. – Ипусть себе рожает на здоровье.

– Исключено. Это и есть социальный аспект нашейситуации.

– Понимаю, понимаю, – задумчиво протянулон. – Скажите-ка мне, как у нее со здоровьем? Хронические заболевания ивсе такое.

– Она здорова. Никаких хронических заболеваний. Здороваядвадцатилетняя девица.

– А что с кровью? Вы, помнится, как-то говорили мне,что у нее низкая свертываемость. Я не ошибся?

– Не ошиблись. Это действительно так и есть. А что, этоплохо?

– Очень плохо, Тамарочка. Во-первых, при плохойсвертываемости ни один приличный врач не возьмется, а неприличного я вам ирекомендовать не стану, а во-вторых, это может быть очень опасным, и я вампросто не советую даже думать об искусственных родах. Начнется кровотечение,которое не сумеют остановить, и девочка может погибнуть. Всё, Тамарочка,выбросьте это из головы, даже обсуждать ничего не буду.

– Неужели ничего нельзя сделать? – в отчаяниипроговорила Тамара Леонидовна. – Вы же врач, Арон Моисеевич, нупосоветуйте что-нибудь!