Рельсовая война. Спецназ 43-го года - Владимир Першанин

Люди были голодные. Они торопливо вытряхнули остатки еды из сумок конвоиров, быстро её поделили и так же быстро съели. Один из них запоздало протянул Никите кусок хлеба:

– Прости, сынок. Оголодали мы до крайности. Про своих спасителей забыли.

– Есть у нас еда, – сказал Матвей Рябов. – В лесу ещё перекусите.

– Куда теперь двинем? – спросил у него высокий пленный, по выправке из командиров, и представился: – Лейтенант Викулов Иван, командир роты 821-го стрелкового полка.

Что мог ответить ему Матвей? Диверсионный отряд НКВД, подразделение особое, о котором болтать не следует.

– Уходим подальше от железной дороги, – ответил Рябов. – А там видно будет.

Когда отошли подальше, один из пленных попросил Матвея:

– Товарищ, ты бы отпустил меня. Вояка я хреновый, едва ноги двигаю, а возле станции Унеча моя семья живёт. За пару дней потихонечку доберусь.

Рябов оглядел пленного. Возраст лет двадцать семь, на доходягу не похож. Часто общаясь с особистом Авдеевым, старшиной Будько, Николаем Мальцевым, бывший боец Туркестанского округа Матвей Рябов научился у них осторожности. Вместо ответа спросил сам:

– Чего ж ты нам на помощь не бросился? Охранников трое, а я один да сын-мальчишка. Если бы остальные пленные не помогли, неизвестно, как бы всё повернулось. Голодные, слабые, а полицая задушили. Один погиб, а ты чего-то ждал.

– Неожиданно получилось, – пробормотал парень. – Растерялся я…

– Пойдём все вместе, – вмешался лейтенант Викулов. – Человек знает, куда нас ведёт. Здесь две дороги. Либо к партизанам, либо к фрицам. Немцы или полицаи нас не пощадят, и лёгкой смерти от них не жди.

Так в отряде «Застава» появилось новое пополнение. Журавлёв приказал всем сдать оружие и кивнул старшему лейтенанту Авдееву:

– Людей проверь как следует. Выясни, почему Рябова на свободу из полицейского участка отпустили.

Особист Виктор Авдеев опыт имел достаточный. Насчёт Матвея Рябова разобрался быстро и доложил майору:

– Рябову верить можно, надёжный человек. И нам сколько помогал, и в бой не раздумывая вступил. Матвею и сыну оружие надо вернуть. А насчёт остальных… есть у меня сомнения. Через день-два доложу, а пока пусть под охраной посидят, буду с каждым разбираться.

Оперуполномоченный Авдеев хорошо знал, что в любой группе военнопленных, которую выводят за пределы лагеря, как правило, находится «крот» – человек, работающий на лагерную администрацию, иными словами – предатель.

Старший лейтенант тщательно допросил всех шестерых пленных, среди которых был один офицер (лейтенант Иван Викулов), четверо рядовых и сержант. Виктор Авдеев оглядел сидевшего напротив него бывшего командира роты.

Полного доверия он ему не внушал, хотя в ответах не путался, подробно рассказал о семье, учёбе в военном училище, о своём подразделении, назвал фамилии командиров. Иван Викулов воевал с осени сорок первого года. Был ранен, а в мае 1942 года попал в плен во время трагично закончившегося для Красной Армии наступления Юго-Западного фронта под Харьковом.

Как доказательство, Викулов достал спрятанную в одежде потёртую медаль «За боевые заслуги».

– Ну и что мне твоя медаль? – отложив её в сторону, сказал особист. – Ты лучше объясни, почему офицеру Красной Армии фрицы такое доверие оказывают. Отпускают на работу за пределы лагеря, хотя командиров везде держат под усиленной охраной. Медаль сумел сохранить, несмотря на обыски. Большинство командиров немцы вообще в плен не брали, на месте расстреливали. Те, кто в лагерь попадал, от голода и болезней за считаные месяцы загибались. А ты ничего, живой-здоровый, даже медаль сохранил.

– Виноват я, – с вызовом ответил лейтенант. – В окружении переоделся в красноармейскую форму, потому и выжил.

– Ничего не скажешь, герой!

– Судите меня как хотите, – безнадёжно отмахнулся лейтенант. – Хорошего я от НКВД не ждал. Жалею только, что не ушёл в одиночку к партизанам. По крайней мере погиб бы не от своей пули, а в бою с фрицами.

Авдеев не торопясь свернул самокрутку, подвинул кисет и бумагу Викулову:

– Покури напоследок, Ваня.

– Значит, шлёпнете меня? Ну что же, курну перед дальней дорогой.

Особист уже подробно опросил Матвея Рябова и его сына Никиту. Они подробно рассказали, кто как себя вёл во время схватки на железной дороге. Викулов первым бросился догонять убегавшего полицая (старшего конвоя) и имел больше всех шансов получить пулю. Но под выстрел угодил другой пленный, а лейтенант вместе с товарищем прикончили полицая.

– Послушай, Иван, – глядя в глаза лейтенанту, сказал Авдеев. – Я не политработник и судить тебя за то, что форму сбросил и в плен попал, не моя работа. Но я уверен в одном: в вашей группе есть предатель. Припомни, все ли штырями насыпь долбили, может, кого-нибудь полицаи при себе держали? В лагере их наверняка проинструктировали, кого поберечь надо.

Лейтенант втянул махорочный дым с такой силой, что вспыхнула газетная обёртка.

– Веришь всё же мне, – с усилием произнёс Иван Викулов, уже приготовившийся к близкой смерти. Знал, что в таких случаях долгих судов не устраивают. – Двое штырями в щебёнке не ковырялись. Ездовой на повозке, которая по дороге вдоль насыпи шла. И ещё один, Колбин Данила.

– Это который поупитаннее остальных?

– Возможно, – пожал плечами лейтенант. – Хотя от голода тоже пухнут. Колбин всё время позади нас шёл. Нёс на плече две лопаты подозрительные места раскапывать ну и трехлитровую флягу с водой. Вроде при деле мужик. Но остальные долбили щебёнку, менялись, устали, как черти, а Колбин никого из нас не менял. Только кряхтел, что лопаты тяжёлые.

– Это не он ли к семье пытался уйти после схватки?

– Нет. То другой парень. Но я ему верю. У него действительно родня под станцией Унеча живёт. Да и щебёнку он долбил целый день. Только случайно под мину не угодил. В пяти метрах шагал от бойца, который взорвался. Тряхните как следует Колбина.

Подсказка оказалась верной. Бывший красноармеец Данила Колбин рассказал, что дал подписку о сотрудничестве с комендатурой лагеря.

– Но я никого не предал, – оправдывался Колбин.

На допрос пришли Журавлёв и Зелинский. Командир отряда спросил:

– В плен добровольно сдался?

– Конечно, нет. Отступали по дороге, пыль, ничего не видно. Откуда ни возьмись мотоциклы. Из пулемётов ударили, кричат: «Стой! Оружие на землю!» Кто-то бежать кинулся к лесу, их из пулемётов положили. Заставили остальных лечь на землю, затем погнали куда-то.

– Много вас было?

– Человек сто двадцать… остатки батальона.

– А мотоциклистов?

– Примерно четыре экипажа.

– То есть фрицев человек десять было, а вас больше сотни. Оружие, небось, имелось?