Рельсовая война. Спецназ 43-го года - Владимир Першанин

Хотел потихоньку отсидеться, возраст за сорок, сын, две дочки. Не получилось. За помощь бойцам спецотряда едва не лишился жизни, выбили на допросах штук пять зубов, но отпустили к семье. Земляки посчитали Матвея предателем, и он ушёл в лес. Дня три прятался на заброшенном лесопункте, отходил от простуды.

Затем пришёл в одну из ночей домой, сменил сырую одежду и заявил жене, что забирает с собой сына Никиту. Ему в мае пятнадцать стукнет, угонят в Германию. Жена плакала – пропадёте в лесу! Но понимала, что и в Германии придётся сыну несладко. Сгинет Никита на чужбине, а здесь хоть отец рядом. Матвей выкопал из тайника вторую винтовку (запасливый мужик), отдал сыну.

Попрощался с женой. Плачь не плачь, а жизни ни ему, ни сыну в деревне не будет – надо искать отряд. Но возникала серьёзная проблема. Отряд «Застава» принадлежал к ведомству НКВД, и брали туда людей проверенных. За полгода, с осени сорок второго и до последнего времени, Матвей Рябов пользовался доверием. Помогал не только хлебом, но и снабжал особиста Авдеева интересующей его информацией.

Тайком, вместе с сыном, копался в местах боёв, искал боеприпасы, оружие. Переправлял найденные патроны, указывал тайники, где прятал найденные снаряды, мины, гранаты. Но сейчас, после ареста и неожиданного освобождения (а ведь готовился к смерти!), чекисты могут ему не поверить. Даже земляки подозревали его в предательстве, а что тогда говорить о Журавлёве, Авдееве, Мальцеве.

С таким настроением шагал по лесу бывший боец взвода ОГПУ Туркестанского округа Матвей Рябов. Был своим, а сейчас – неизвестно кто. Бродила в голове мысль подкараулить у дороги одиночный грузовик или мотоцикл (в запасе имелись две гранаты «РГД-33»), уничтожить двух-трёх фрицев, забрать оружие, документы. Может, это докажет, что он не предатель.

Присев отдохнуть, поделился своими планами с сыном Никитой. Тот загорелся:

– Перехватим связной мотоцикл либо повозку с полицаями. Или не справимся вдвоём?

Но, покараулив возле дороги часа три, Матвей понял, что не так всё просто. Поодиночке немцы не ездили. Если мотоцикл, то в нём два-три человека, а в грузовиках тоже несколько фрицев, да и чаще всего транспорт двигался небольшими группами.

Проследовала повозка с полицаями. Трое мужиков в чёрных куртках, с белыми повязками на рукавах настороженно поглядывали по сторонам, держа наготове винтовки. Матвей, стрелок неплохой, одного полицая срежет, но двое других откроют ответный огонь, не дав передёрнуть затвор. А на сына надежда невелика, да и не хотелось подставлять мальчишку под пули.

Ближе к вечеру Матвей решил оставить эту безнадёжную затею. Надо шагать к «маяку», условному месту, где дежурившие бойцы отряда встречали связных, подпольщиков с добытой информацией.

– Не поверят они тебе, батяня, – уныло рассуждал Никита. – Энкавэдэшники никому не верят.

– Что будет, то и будет, – отозвался Матвей. – Давай перекусим немного и двинемся дальше. От судьбы не уйдёшь. Мальцев меня хорошо знает, расскажу всё, как есть. А там пусть сами решают.

Но судьба на войне – штука капризная. Получилось совсем не так, как планировали.

Вдоль одноколейной железнодорожной насыпи двигалась группа людей. На них едва не натолкнулся Матвей Рябов, шагавший немного впереди сына. Человек шесть военнопленных в потёртых шинелях, а кто и в гимнастёрках, рассыпавшись двойной цепочкой, шли по шпалам, щебёнке и равномерно втыкали в насыпь металлические штыри, нащупывая мины. Ещё один пленный с лопатами на плечах шагал, немного приотстав. Группу охраняли двое полицаев с винтовками и мастер-путеец, служивший в железнодорожной охране. Мастер нёс сумку с инструментами, а на поясе висела кобура с «наганом». Рябов не знал, что часа три назад группа была больше.

Но один из военнопленных наступил на противопехотную мину. Он был убит взрывом, а шагавшего неподалёку полицая ранило осколками. Теперь пленные шли осторожнее, не торопясь, а полицаи и мастер-путеец приотстали шагов на семь-восемь.

Матвей прикидывал, что делать дальше. Рядом слышалось напряжённое дыхание сына. Он уже снял винтовку с предохранителя и был готов выстрелить.

– Лежи тихо, не осилим мы троих, – шепнул ему отец. – Авось пройдут, не заметят нас.

До ближнего полицая расстояние составляло шагов сорок. Чутьём старого солдата Матвей понял – тот разглядит их. И один из пленных, сверху увидев Рябова с сыном, невольно сбил шаг. Полицай завертел головой, а Матвей уже взвёл запалы гранат и, встряхнув, бросил их, привстав на колено.

Шестьсот граммов весит граната «РГД-33». С колена на сорок шагов её не докинешь. Полицай торопливо выстрелил и бросился на землю. Пальнул и Никита, а Матвей прижимал голову сына, закрывая её рукой от осколков. Взрывы ударили коротко и звучно, раскидав в стороны вместе с осколками комья земли, щебёнку, клочья прошлогодней травы.

Поднимаясь с винтовкой в руках, Матвей увидел, что ближний полицай пытается подняться. Сапоги и брюки были словно изодраны когтями большой кошки, сработали осколки гранаты. Второй полицай, залёгший между рельсов, вскочил и бросился убегать – он был уверен, что это партизанская засада, и рисковать не хотел.

Мастер-путеец из фольксдойч (этнический немец, живший в России) действовал решительно. Выхватил из кобуры «наган», успел выстрелить, но промахнулся. Матвей вложил пулю точно, мастер осел на подломившихся ногах, из раны под горлом толчками выбивало кровь.

К лежавшему на траве полицаю, раненному осколками, подбежал пленный и ударил его двухметровым штырём, проткнув тело.

– Сволочь, гадюка… жри досыта!

Штырь снова вонзился ему в живот. Трое других военнопленных догоняли убегавшего полицая. Обернувшись, он выстрелил на ходу, свалив одного из преследователей. Дёргал затвор, перезаряжая винтовку, но удар штырём выбил оружие из рук. Двое измождённых узников местного концлагеря, отбросив железяки, вцепились полицаю в горло, били его костлявыми кулаками в лицо.

Крепкий молодой полицай сумел подняться, стряхнуть с себя одного из пленных, но второй вцепился в него намертво.

– Пусти, – сипел полицай, пытаясь отбросить измождённого, худого, как скелет, человека в оборванной красноармейской форме.

На помощь подбежал сын Матвея и ударил полицая прикладом.

– Не мешай, мы сами, – бормотал другой пленный, перехватывая поудобнее штырь.

Через несколько минут всё было кончено. Пленные собрали оружие, сняли с конвоиров одежду, обувь, сбрасывая с себя лохмотья, делили сапоги, шинели, куртки, тёплые рубашки. Один из них, натянув изорванные осколками сапоги, удовлетворённо проговорил:

– Ничего что с вентиляцией, ноги преть не будут. Зато подошвы крепкие.

И, усмехнувшись, надтреснуто засмеялся. Жуткими показались Рябову этот смех и костлявое сморщенное лицо с серой, потрескавшейся кожей. Во рту почти не осталось зубов, щёку пересекал шрам.

– Цинга зубы съела, – пояснил один из пленных. – Ну и за провинности вышибали.