Большая книга ужасов – 73 - Елена Усачева

Они остановились около колонки. Той самой, которую Никита увидел из такси. Она его еще тогда поразила. Теперь нет, теперь все было правильно. Через грязь перекинута доска, клонится намокшая крапива. За крапивой стоит барак. В двух окнах горит свет.

— Спасибо, что проводил, — улыбнулась Хельга. — Ты же не собираешься уезжать?

Никита хмыкнул. Когда захочет, тогда и…

Додумать не успел. Хельга быстро шагнула к нему и коснулась его губ своими холодными губами. От прикосновения Никите стало жарко.

— Не уезжай, — ворвался в уши голос Хельги. Сама она уже оказалась среди крапивы. Прошла так, что тяжелые кусты не покачнулись. Скрылась за бараком.

— Что? — запоздало спросил Никита. — Конечно!

— Конечно! Приходи, конешшшно…

Последнее слово было произнесено со странным шипением. Со змеиным шипением.

Никита оглянулся. Кусты. И за ними темнеет махина Дома Трех Смертей.

— Не уезжай, — прошелестел ветер губами листьев.

Никита вглядывался то вправо, то влево — и вдруг увидел. Точно! Светлая фигура. Около дороги. Распущенные волосы. Девчонка. Или тетка. В длинной как будто ночнушке. Тянет руки.

— Не уезжай, — с подвыванием позвала она. — Иди сюда!

Никита похолодел. Две минуты назад он был там, где стояла тетка. Ей ничего не стоило сделать несколько шагов…

— Мальчик… Помоги!

Он представил ее холодные руки на своих плечах, ледяное дыхание на шее, стеклянный взгляд. Вспомнился поцелуй Хельги. Непонятным ужасом стрельнуло от макушки к коленям. И Никита побежал. Чуть не потерял шлепанцы. В какой-то момент испугался, что в темноте не найдет дом. Что дочь священника догонит его.

Никто не догнал. Хотя он успел напридумывать, что тетка могла с ним сделать. Почему-то решил, что она его непременно защекочет… или привяжет к стулу и навечно оставит в доме. Или тоже решит поцеловать, как Хельга. И вот это было самое страшное.

Через бесконечное мгновение он стоял около знакомой калитки. Руки на штакетинах неприятно подрагивали, перед глазами все прыгало. Сердце стучало в горле. Он тяжело перевел дыхание и опустил лоб на шершавое дерево калитки.

А может, он и правда спит, как час назад написал маме?

Вода. Никита стоял около бочки с водой. Вчера она была полная. Полдня шел дождь. Ночью моросило — толстовка до сих пор мокрая. Бочка стоит под желобом водостока с крыши.

Пустая.

Никита сделал шаг назад.

Если бочку опрокинули — такую махину в пятьсот литров — или сколько тут? — останется след. Если дырка в самой бочке, то на земле должна быть вода — все мокрое, быстро не впитается.

Дорожка. Утоптанная. Кусты чего-то там… Все чисто.

Если дырка, то вода бы вытекала весь день. А она держалась, чтобы в таинственный момент исчезнуть. Когда он вернулся, дорожка была нормальная, не размытая. Шел в шлепанцах, под ногами не чавкало.

Ладно. Никита отошел от бочки, скептически посмотрел на нее еще раз. Переложил ведро из одной руки в другую. Тонкая дужка привычно легла в ладонь между мозолями. Он успел натереть подушечки на пальцах. Наверное, дома без утренних походов за водой ему будет грустно.

Телефон в кармане чирикнул. Мама интересовалась: «Что нового?» Никита огляделся. Да все по-старому — призраки, привидения, драки, ночные стрелки, похороны кротика…

«Воду в бочку таскаю», — отбил Никита и добавил недовольную мордочку.

«Держись!» — посоветовала мама.

Так он и держится. За ведро.

— Привет!

Мелкая. Кофта высохла. Ведро полное. Последние капли падают, разгоняя по поверхности воды веселые круги.

— Опять кротик? — не сдержался Никита. Девчонку было жалко. Какая-то жизнь у них тут кривая — играют в похороны, прячутся.

— Нет, — жизнерадостно улыбнулась мелкая. — Я другое придумала. А почему ты не уезжаешь?

— Не хочу. — Говорить с мелкой было неловко. Мелкая она была.

Девчонка вытащила свое ведро из-под носика колонки.

— А было бы хорошо. — Она вздохнула.

Никита качнул ведром, заставив его скрипнуть.

Мелкая… Она всего лишь мелкая. А бить мелких нельзя. Даже пустым нельзя.

— Полинка, подожди!

По дороге несся красный. Пропыхтел мимо Никиты, догнал мелкую. С жаром заговорил. Полинка обернулась на Никиту и широко улыбнулась.

Никита вздрогнул. Такими улыбками обычно награждают мумии в фильмах ужасов. Так улыбался Фредди Крюгер, когда являлся в снах своим жертвам. Так улыбались маньяки в сотнях ночных кошмаров.

Вода перелилась через край ведра, намочив кроссовки. Никита медленно опустил рычаг.

И кто же это сказал, что маленьких бить нельзя? Догнать, нахлобучить ведро на голову, повалить. А потом пускай ревет и все рассказывает родителям. Что это у них за игры такие…

Мария Егоровна… Его первая учительница. Вот кто настойчиво повторял, что маленьких бить нельзя. Никита был самый старший в классе. Драться хотелось постоянно.

Никита смотрел по сторонам. Помимо мелких в поселке много взрослых. Ходят, встречаются на перекрестках, разговаривают. Вроде люди нормальные. В кого дети такие психи?

Никита отнес воду, вернулся.

Хельга.

Чуть ведро не уронил.

В руках стопка книг.

Никита остановился.

— Хочешь со мной в библиотеку? — Сверху книжка в черной обложке: по центру парень и девчонка в длинном платье, вокруг них ветвится что-то колючее.

Никита посмотрел на свое ведро. Еще час, и тогда от него все отстанут.

Хельга вдруг оперлась о колонку, наклонилась, приближаясь к Никите. Глаза серые, как хмурое небо. И снова это произошло настолько неожиданно, что Никита качнулся назад.

— Давай проведем с тобой весь день, — прошептала она.

— Что?

Звякнул велосипедный звонок. Или это у Никиты в ушах звенит от всего происходящего?

— Здоров!

На дорожке стоял Илья. Бровь хмурит. Хельга прикрепила свои книги к багажнику его велосипеда.

— Вечером придешь?

Илья был лохмат, словно всю ночь не спал, а просидел в засаде.

Никита кивнул. А что ему оставалось? Заметил, что ведра в руке нет. Поискал вокруг и вдруг услышал:

— Никитк! Что ж ты ведра бросаешь?

Как только появился дядя Толя, Илья сразу уехал. Никита подумал, что Хельга еще что-нибудь скажет, но она пошла прочь, не оглянувшись.