Пуговицы и ярость - Пенелопа Скай

Она склонила голову набок:

– Хочешь, чтобы я сделала больно?

С этими словами она запустила ногти в самый низ моего живота. Было несколько страшно, но и в то же время завлекательно.

– Да, хочу.

Мне действительно страстно хотелось, чтобы она отлупила меня по морде, так, чтобы из глаз искры посыпались. Никогда еще я не позволял женщине доминировать в постели – Перл была первой в этой роли. Я должен был испытать эти ощущения. Впрочем, с этой женщиной все это было пустяками.

Перл плавно двигала бедрами, заставляя меня чувствовать весь жар ее нутра.

– Возьми ремень и отхлещи меня до крови! – вскричал я, вжимая сталь наручников себе в руки. Мне до жути хотелось обхватить ее ноги и вонзить в нее член одним движением.

При этих словах она замерла, прищурилась и посмотрела мне в глаза:

– Может, тебе и нравится причинять мне боль, Кроу, но вот мне это совсем не по нраву.

Она наклонилась вперед, так, что ее лицо нависло над моим. Затем она подалась назад и поцеловала меня в грудь, в то место, где билось сердце.

– Но ты же никогда не делала этого. Попробуй – сразу почувствуешь разницу.

Она строго взглянула на меня. Когда она на меня так глядела – прищурив глаза и сжав в ниточку губы, – то выглядела, словно заправская бэдээсэмщица. Но это распаляло меня еще больше.

– Я никогда не сделаю такого.

Она наклонилась и поцеловала меня, причем ее волосы рассыпались по моей груди, отчего мне показалось, что в воздухе запахло ванилью.

И хотя корил себя за свое признание, но намерений своих не утратил. Мне страстно хотелось, чтобы она жестоко избила меня, причем куда более жестоко, чем это делал я. Только такая женщина, как она, могла справиться с этой задачей. Но поскольку она не повелась на мои уговоры, тему пришлось оставить.

– Ладно, ты достаточно меня подразнила, – сказал я, стараясь попасть членом в ее влагалище.

Но она схватила мою восставшую плоть рукой и медленно стала дергать ее вверх и вниз:

– Э-э, а я ведь только начала…

По дороге домой она хранила молчание и не отрывала взгляда от проносившихся мимо холмов. То тут, то там попадались старинные дома, некоторые из которых были древнее большинства музеев. Сложенные из необработанного камня стены и резные окна словно свидетельствовали о давних временах. Выше, на холмах можно было разглядеть полуразрушенные, закрытые для посещений замки, один вид которых говорил, сколько всего повидала эта земля за свою историю.

– Я не хочу возвращаться…

Я посмотрел на нее из-за руля.

– Ты предпочитаешь пляжный дом вилле?

В общем-то, и дом, и вилла стоили друг друга, но я все же предпочитал место посреди моих виноградников. Оно давало мне ощущение одиночества.

– Нет. Я предпочитаю другого тебя.

«Другого меня?» – пронеслось у меня в голове.

– Видишь ли, – снова заговорила она, как бы услышав мой вопрос, – ты мне очень нравишься, когда откровенен со мною. Нравишься, когда показываешь себя истинного, кто ты есть на самом деле. А сейчас мы вернемся на виллу, и ты вновь отправишься заниматься своими делами и опять сделаешься молчаливым и задумчивым. Снова закроешься от меня, как обычно. И мне понадобится целая вечность, чтобы до тебя достучаться.

Она обвела меня пристальным взглядом – пристальнее я еще не видал.

– Но и ты тоже закрываешься от меня, – возразил я.

– А в отместку.

– Ну, я что есть, то есть, – сказал я, пряча ее руку в своей. – И никто этого уже не изменит. Я даю тебе все, что ты хочешь, по мере моих возможностей. Так что с твоей стороны ожидать большего весьма опрометчиво.

– Да, только лишь, когда у меня есть твои пуговицы…

Я вновь стал смотреть на дорогу. В салоне повисла неприятная тишина.

– Можно тебя спросить?

Я продолжал следить за дорогой, но краем глаза мог видеть все ее движения.

Поскольку я ничего не ответил, она спросила:

– Ты выполняешь мои желания только из-за пуговиц?

– Ну да.

А что я еще должен был ей ответить?

– Значит, иначе ты не можешь?

– Нет.

Мне было плевать на ее мечтания. Впрочем, с самого начала я ясно дал ей понять, что она всего лишь моя рабыня. И я вытворял с нею ужасные вещи, потому что мне так хотелось. Просто хотелось, и все.

– Дело в том, что мне нравится, что ты делаешь со мной… даже не за пуговицы.

Она медленно поворотилась в мою сторону, но я ничего не понял из ее слов.

– Что ты сказала? – спросил я, не отнимая руки.

Я вообще не понимал, о чем шла речь. Я совсем не понимал, что она имеет в виду.

– Просто я думаю, что тебе нравится делать то, что я прошу… даже если ты и не хочешь в этом признаться.

Я немедленно отпустил ее руку, оставив ее на центральной консоли между нашими сиденьями. Она, конечно, могла анализировать и мои слова, и мои поступки, но ответ на такие вопросы – нет уж, дудки!

– Я совсем не романтик. И я не занимаюсь любовью. Все, что бы я ни делал, я делаю ради пуговиц. Я выполняю твои желания ради того, чтобы ты оставалась рядом со мной так долго, насколько это возможно. И все это, потому что мне нравится мучить тебя. Причем чрезвычайно.

И хотя она ожидала не такого ответа, но, отвернувшись к окну, она произнесла:

– Мне кажется, ты просто не хочешь признать очевидного.

– Отнюдь нет.

– А мне кажется, что да. Жаль, что ты упираешься.

– А мне жаль, что ты склонна выдавать желаемое за действительное. Мне казалось, что ты в этом плане мудрее. И сильнее обстоятельств, – заметил я, не скрывая своего разочарования.

Раньше я был искренне очарован ее взглядом на вещи. Она не считала мир лучше, чем он был на самом деле. Я видел в ней настоящего реалиста, знавшего, что жизнь несправедлива и жестока.

– Вот ты говорила мне, что все мужчины одинаковы. Говорила, что больше никогда никому не будешь доверять. Да, и еще ты говорила, что никогда не выйдешь замуж и что не хочешь детей.

– А я и сейчас не отказываюсь от своих слов. Я ни разу не говорила, что доверяю тебе. И уж тем более, что хочу за тебя замуж и детей от тебя.

Она говорила жестко – значит, говорила правду.

– Но ты мне дорог. И, полагаю, я тоже дорога тебе. Собственно, это я и хотела тебе сказать.

Ее голос смягчился и угас.

Я уперся локтем в подлокотник, мечтая побыстрее добраться до дома. Там я мог бы остаться в одиночестве, подальше от этой мозгоебки. Она таки порядком достала меня своими рассуждениями, постоянно лезла мне в душу и заставляла думать о вещах, до которых мне было как до лампочки. Ясное дело, все это мне не нравилось. Господи, как же было хорошо, пока мы не начали этот разговор!