Бродяга Гора - Джон Норман

— Не шутишь?

— Вполне серьезно. Денег мне не надо.

Капитан ухмыльнулся.

— Коли так, приятель, то мы отчалим не позднее чем через час.

— Сколько предложат за эту девушку? Сколько? — выкликал аукционер. — Слушаю вас, почтенные покупатели!

На грубом помосте верфей Виктории стояла ладная крестьянка с южного течения Воска. Разумеется, в ошейнике и на цепи. Это была светловолосая девушка с плотными лодыжками, здоровая и крепкая, типичная южанка.

— Две доли тарска, — донеслось из толпы.

Я протискивался сквозь толпу, запрудившую пристань, огибая клети с товарами. Над причалами торчали мачты речных судов. Пахло водой и рыбой.

— Я слышал, что топаз везут на восток, — сказал один торговец другому.

— Для безопасности речной навигации это не сулит ничего хорошего, — отозвался его приятель.

Я протиснулся мимо них и тут же отпрянул, едва не натолкнувшись на бурого слина. Зверь натянул толстую короткую цепь и зарычал, оскалив страшные клыки. Такому зверюге ничего не стоит отхватить человеку ногу у самого бедра.

— Фу, Таба! Сидеть! — приказал один из купцов.

Зверь с шипением припал на четыре задние лапы, но шерсть его оставалась вздыбленной. Он запросто вырвал бы из деревянной стены кольцо своей цепи, взбреди ему это в голову. Я попятился, а купцы, не обращая на меня внимания, продолжили свою беседу.

— Виктория отказалась платить дань, — сказал один из них.

— Здешние заправилы воображают, будто работорговцам не найти других рынков, — отозвался другой.

— Вот уж глупо, так глупо.

— Им ничего не стоит перенести свои операции в Тафу.

— И вернуться в Викторию, когда пираты накажут город, — добавил первый.

— Это как пить дать, — согласился второй.

— Да и как иначе! Не могут же речные разбойники спустить с рук подобную наглость, — сказал первый. — Иначе примеру Виктории могут последовать все небольшие города на реке.

— Да, Виктория понесет наказание.

— Может быть, именно поэтому топаз и отправили на восток. — Впервые аж за десять лет.

— Хотя, — продолжил первый, — я думаю, что можно сбить спесь с Виктории и без топаза.

— Да, сил у них и без того более чем достаточно.

— А может быть, это просто слухи? Я имею в виду, насчет отправки топаза на восток.

— Будем надеяться, что так.

— А если не так и его все-таки повезут на восток, то дело пахнет чем-то худшим, чем простое усмирение Виктории, — сделал вывод первый.

— Похоже на то, — опять согласился второй.

Продолжения разговора я не услышал, ибо отошел слишком далеко. Впрочем, о чем шла речь — так и осталось для меня загадкой.

Этим утром, еще до рассвета, меня высадили в нескольких пасангах выше города по течению. Сначала я отошел на добрый пасанг от берега, чтобы не подвергнуться нападению речного тарлариона. Потом продолжил идти параллельно руслу. Путь этот примерно час тому назад привел меня в Викторию.

— Конфеты! Конфеты! — выкрикивала свободная женщина под вуалью. Лоток с конфетами висел у нее на шее на широком ремне.

— Жаркое! — кричал другой уличный торговец. — Кому жаркого?

— Свежие овощи! Самые свежие овощи!

— Молоко верра, яйца вулоса!

Мимо меня прошел еще один купец, за которым со свертком на голове следовала изящная брюнетка в короткой тунике и ошейнике.

Мне пришлось посторониться, чтобы пропустить вереницу из восьми крестьян, тащивших к портовым складам мешки с зерном са-тарна.

— Вот уж это точно жаркое, — произнес кто-то. — Горячее, сочное, настоящее жаркое!

Но тут его слова заглушил женский возглас. Я оглянулся и увидел рабыню, лежавшую на досках. Колени ее были согнуты, лодыжки связаны с запястьями грубыми веревками.

— Возьмите меня, добрые господа! — жалобно молила она. — Умоляю вас, воспользуйтесь мною.

Ее хозяин, толстый детина, сидел рядом на табурете, держа в руках легкую цепь, прикрепленную к ошейнику.

— Эта девка стоит всего одну долю тарска, — выкрикнул толстяк, и я услышал, как в медной чашке рядом с невольницей звякнула монета.

Кряжистый кожемяка, протолкнувшись мимо меня, опустился на корточки перед рабыней, и та покорно подалась всем телом ему навстречу.

— Украшения! — слышался голос зазывалы. — Золотые и серебряные изделия!

Неподалеку находились четыре девушки в общем деревянном ошейнике, представлявшем собой две соединенные вместе доски с вырезанными в них полукругами для шей. Такого рода ошейники скрепляются металлическими защелками и запираются на два висячих замка.

Девушки, скованные колодкой, обнаженные, стояли на коленях, дожидаясь, когда их хозяин завершит какое-то дело.

— Надо же, — сказала одна из них, — когда мы бежали от разбойников, я искренне рассчитывала найти убежище у крестьян. Мне и в голову не приходило, что нас могут схватить и обратить в рабство.

— В деревнях не больно-то жалуют свободных людей из больших городов, — заметила другая.

— Мы не из их деревни, а значит, чужие, — высказалась третья.

— Надо думать, вырученные за нас деньги они пустят на покупку скотины да семян, — фыркнула первая.

— Если не пропьют все до медяка в тавернах. Налижутся паги, вот и все, — с горечью промолвила ее подруга по несчастью.

— Мы свободные женщины, — возмущенно сказала первая девушка. — Они не могут просто так взять и продать нас!

— Можешь утешать себя подобными мыслями, но, боюсь, это продлится недолго, — откликнулась крайняя в ряду. — Скоро нас заклеймят, и мы станем настоящими рабынями.

— Посмотри только, что проделывает эта несчастная шлюха! — промолвила другая, указывая на девушку, извивавшуюся и стонавшую под кожемякой.

— Какой ужас!

— Неужели и нас могут заставить делать что-то подобное?

— И это, и все, что им будет угодно. Рабыни обязаны выполнять все прихоти своих господ.

— Украшения! — снова услышал я. — Покупайте украшения!

Я отступил в сторону и остановился перед покрывалом, расстеленным прямо на досках. На нем блестели дюжины заколок и брошей, застежек и пряжек, колец и бус, сережек, браслетов, надеваемых на запястье или щиколотку, и цепочек на тело. Позади покрывала, скрестив ноги, сидел приятного вида малый в шерстяной тунике.

— Купи у меня что-нибудь, — предложил он. — Дешево и красиво. Твои рабыни будут выглядеть гораздо лучше.