Убийство арабских ночей - Джон Диксон Карр

Посмотрев на них, я рассмеялся.

– Вам постоянно хочется, чтобы разговор вернулся к мисс Уэйд, – сказал я им, – но я заинтересован в Маннеринге. Послушайте! Не имеет смысла отрицать, что у нас на руках имеется доказательство, свидетельствующее, что он, скорее всего, имеет отношение к событиям этого вечера.

Это остановило их. Наступило молчание, которое (к сожалению) было полно разброда в мыслях и глубокого недоверия ко мне. Рональд Холмс неторопливо прошел в другую комнату, словно собирался обдумать ситуацию. Вернувшись, он устроился на ручке кресла и, крутя в руках стакан, стал покачивать ногой.

– Доказательство. – В его голосе был не столько вопрос, сколько утверждение. – Что за доказательство?

– Я отвечу. Но предварительно хочу узнать, что за частный осмотр должен был состояться сегодня вечером до того, как он был отменен. Правда ли, что вы собирались вскрывать гроб жены Гаруна аль-Рашида?

– О господи!.. – простонал Бакстер, но Холмс остановил его. Похоже, его тоже ошеломило это предположение, но голос у него оставался спокойным.

– Нет, это неправда. Откуда, черт возьми, вам в голову могла прийти эта бредовая идея? От Маннеринга?

– В какой-то мере. Начать с того, что, по его словам, вы собирались «ограбить могилу».

– Спокойней, Старик… – Холмс метнул взгляд на Уэйда и уставился в потолок. – Но почему? Почему он вам это сказал? Я не уклоняюсь от ответа; просто меня интересует эта абстрактная проблема. Гроб жены Гаруна аль-Рашида!

– На минуту оставьте в покое абстрактные проблемы. Вы сказали, что это неправда. Подумайте над своим ответом, мистер Холмс.

Он повернулся ко мне со слабой улыбкой. На лице его явственно читалось скептическое выражение.

– Давайте поразмышляем вместе, – предложил он. – Скажите, вы что-нибудь знаете о Багдаде?

– Нет.

– Гробница Зобейды, любимой жены Гаруна аль-Рашида, предполагаю, что вы имеете в виду именно ее, – находится в Старом Городе, недалеко от могилы шейха Мааруфа. Это один из главных монументов Багдада; он был возведен более тысячи лет назад, и его ревниво восстанавливали последующие мусульманские правители. Но гроба Зобейды никто не видел. Мусульмане редко разрешают его лицезрение; даже паломники к гробу Магомета в Медине должны смотреть на него сквозь ограду, за которой размещается гробница пророка. И никто ничего не знает о захоронении Зобейды, кроме того, что ее похоронили в свинцовом саркофаге, внутри которого был золотой гроб. И мысль, что кто-то мог бы… нет-нет-нет!

Он решительно замотал головой.

– Только представьте себе, что кто-то похитил гроб адмирала Нельсона из собора Святого Павла или вообще гроб какого-то общественного деятеля, захороненного в публичном месте. Сам по себе поступок носил бы кощунственный характер, и обвинение в осквернении было бы для него самой мягкой характеристикой… Господи! Мусульманская святыня! Как вы знаете, она не имеет ничего общего с Древним Египтом; ислам – это живая религия. Не говоря уж о полной невозможности ограбить такую гробницу… – Он распростер руки и пожал плечами. Хотя за стеклами очков блеснула какая-то искорка, мне показалось, что манера его поведения наиграна несколько больше, чем того требовала обстановка, когда, посмотрев на остальных, он добавил: – Конечно, это полный абсурд. Но меня удивляет, как Маннерингу пришла в голову эта идея.

– Хотя мне бы хотелось, чтобы она была истиной, – с мрачноватым юмором заметил Бакстер. Пропустив в очередной раз порцию виски, он оживился. Засунув руки в карманы и не спуская глаз с бутылки, он откинулся на спинку стула. – Я лично считаю все это просто восхитительным. Помню эту гробницу – из кирпича и конус на макушке. Старик лично показал ее мне, когда я облетал Каир. Это было куда лучше, чем слоняться вокруг…

– Вокруг чего? – спросил я. – Если это был не гроб, то что вы собирались исследовать в музее?

Холмс с юмором посмотрел на собравшихся:

– Вы когда-нибудь слышали об Антуане Галланде, инспектор?

– Нет.

– И тем не менее весь мир знает о его трудах. Между 1704-м и 1712 годами он перевел с арабского на французский сказки «Тысячи и одной ночи», и до нас дошел его французский перевод. Мистер Уэйд особенно интересовался сказками, ибо он разделял ту точку зрения, по которой их прямой источник – это персидский текст, известный как «Тысяча сказок», хотя они и подверглись арабскому влиянию. Поэтому, когда ему представилась возможность купить первые двести страниц оригинальной рукописи Галланда вместе с его заметками и примечаниями…

– Стоп, – сказал я. – Вы намекаете, что ваша компания собралась лишь для того, чтобы бросить взгляд на несколько рукописных страниц?

Надо признаться, что сказал я это с сожалением, ибо, хотя всегда считал себя спокойным и трезвомыслящим человеком, меня, честно говоря, заинтересовал весь бред этого вечера, а объяснение Холмса разочаровало. Тот с удивлением посмотрел на меня:

– Да, конечно. Вот почему тут должен был присутствовать доктор Иллингуорд. Вы понимаете, мы получили заметки и примечания…

– И это все?

Джерри Уэйд, который наблюдал за всем происходящим с искренним и живым интересом, наклонился вперед.

– Вашу руку, инспектор, – сказал он. – Я чувствовал точно то же самое. Под вашим синим мундиром бьется сердце подростка (образно говоря), который читал «Остров сокровищ». Я сочувствую вам, и провалиться мне, если это не так – ведь ваши мечты о гробе рассеялись; и если у этого зануды есть хоть какое-то чувство…

– Во всяком случае, у меня есть чувство благопристойности, – возразил Холмс. Тон у него был ледяной, и я сразу же снова обрел здравый смысл. – Не забывай, что тут было совершено убийство, самое настоящее убийство. – Он повернулся ко мне с обеспокоенным выражением лица. – «Это все?» – спрашиваете вы. Господи, как вы не понимаете… Страницы рукописи Галланда! – Он рассеянно отмахнулся, словно я спросил его, что такое цивилизация, или задал вопрос, неподъемный для ответа. – Они могут пролить свет истории на…

– Свет истории может и подождать, – заметил Джерри Уэйд. – И я не буду особенно огорчаться. «Тут было совершено убийство». Хорошо. Но это еще не повод для инспектора Каррузерса с подозрением смотреть на нас потому, что мы не сокрушаемся и не скорбим по поводу смерти человека, о котором никогда даже не слышали. Я склонен, не чинясь, принять нормальную человеческую точку зрения, что все это очень интересно, когда оживают Арабские Ночи. Ваша беда в том, что сказки, как таковые, вас не интересуют. Вас интересует лишь классная шумная история вроде того, как султан убил шестерых своих жен, – но лишь потому, что она проливает свет на брачные обычаи Басры в 1401 году, когда там правил Хасан Чулочник. Но я уже почерпнул от вас и от Старика достаточно сведений, чтобы рассуждать на эту тему и помогать Ринки Батлеру в писании детективных историй. Но в глубине души я доподлинно знаю об этих азиатах только то, что они носили смешные одежды, говорили об Аллахе и убивали людей, которые покушались на священные реликвии. Мне этого вполне хватает. Я понятия не имею, чем персидские мусульмане отличаются от индуистов. Но я знаю, что мне достанется от гоблинов, если я не буду глазеть по сторонам, в чем и заключается секрет веселой жизни.