Я учусь быть мамой - Лена Никитина

«Вот у этого парня, – неожиданно подумалось мне, – никакого трудного возраста не будет, ни через 3 года, ни через 10 лет. Факт».

Я иду дальше в приподнятом настроении: мне нравится улица, дружная работа кругом, солнечный денек.

И вдруг слышу сзади истошный вопль: «Ма-а-ма!»

А навстречу мне уже грузно бежит молодая женщина с испуганными глазами. Я оборачиваюсь, хочу бежать туда же, но ноги сами останавливаются… Лежит на боку трехколесный велосипед, лежит на боку человек лет пяти от роду и, не делая попытки встать, требовательно орет: «Ма-а-ма!» Сразу видно, что он не ушибся, даже не испугался – просто недоволен, что «скорая помощь» замешкалась где-то и не поднимает его сразу. Мама подхватывает ревущего сына, мама правильно ставит велосипед, мама не без труда приподнимает «пострадавшего» и усаживает его на седло. Ногами, однако, он начинает двигать сам, но мама семенит рядом и, придерживая руль, виновато приговаривает: «Я тут, я тут, не волнуйся…»

А я подумала: «У этого чада трудный возраст уже наступил…»

При чем, ну при чем здесь вообще возраст?!

Сейчас много пишут о подростках, и ни одна книга или статья не обходится без слова «трудный»: трудный возраст, трудности в переходном периоде, трудно найти подход, и т. п., и т. д. Успели уже общими усилиями не только себе, но и самим ребятам внушить, что все эти трудности неизбежны и даже закономерны.

Моя тринадцатилетняя дочь, всегда раньше меня успевающая прочитать всевозможные статьи на педагогические темы, когда что-нибудь не по ней, морщит нос и нарочито обиженным тоном заявляет: «У меня трудный переходный возраст. Ко мне нужен особый подход, а ты…» Она, конечно, шутит, но все-таки и слегка надеется на поблажку: а вдруг? Но этого «вдруг» от меня не очень-то дождешься – я просто не верю в фатальную неизбежность трудностей этого «самого-самого» переломного возраста. В этом убеждает жизнь многих семей, знакомых мне, да и собственный опыт. По-моему, каждый возраст сложен и интересен, а трудные моменты бывают – независимо от возраста! – с первых дней жизни человека до последних.

И все же, все же – никуда не денешься – именно вокруг тринадцати – семнадцатилетних сейчас больше всего сосредоточено родительских тревог, огорчений, растерянности и обид: «Эгоисты, только о себе и думают. Всё им дай, дай, дай. Сами же помочь не догадаются», «Курят, даже девчонки! Дерзят на каждом шагу – никакой управы на них…», «Ничем не интересуются, книг не читают, даже телевизор не смотрят, им бы только болтаться где-то с приятелями до полуночи – время убивать…»

И объяснение, напрашивающееся как бы само собой: «От безделья это. Слишком легко все им достается – на готовеньком живут. Мы-то в их возрасте…»

Справедливо? Вроде бы да. Дети, попадая с самого начала в условия полного благополучия, ни разу не изведав, почем фунт лиха, и не зная цены трудовой копейки, действительно быстро становятся барчуками со всеми вытекающими отсюда последствиями.

«Хорошие дети – это “дешевые” дети», – услышала я однажды от очень доброго и проницательного человека. Я согласилась с ним сразу: сама наблюдала избалованных детей в так называемых обеспеченных семьях. И все-таки точило меня какое-то неясное сомнение: выходило, что бедность – не только не порок, но и необходимое условие нормального воспитания?

Что-то тут не так. А что?

Два года тому назад попала мне в руки (спасибо одному хорошему человеку) удивительная книжечка, неброская такая и совсем далекая от педагогической тематики: Игорь Чутко, «Красные самолеты» – документальный рассказ о жизни одного пока, к сожалению, мало известного нам человека. Я перечитывала ее несколько раз и не переставала удивляться.

В детстве, в родительском доме, Роберто имел все, что только могла пожелать душа, и вскоре привык к этим возможностям… Гуляет с собакой, старой умной Алисой, в саду при вице-губернаторской резиденции… Поднимается по мраморной лестнице дома, идет в отцовскую библиотеку, куда вход разрешен только ему… Мог в любое время, если ветер был не слишком крепок, выйти в море на вице-губернаторской двухмачтовой шхуне… Захотел получить заводную куклу в человеческий рост и музыкальную шкатулку – кукла и шкатулка были немедленно доставлены…

Что же вышло из этого балованного мальчишки, не знавшего ни в чем отказа? Прекрасный, удивительный человек огромных творческих возможностей и великой самоотдачи, один из первых итальянских коммунистов и один из крупнейших советских авиаконструкторов – Роберто Бартини.

Как? Почему? Значит, сама по себе сверхобеспеченность не столь уж пагубна?

Вспомнила: будущие декабристы росли ведь тоже в богатейших домах России. Так как же все это понять? Читаю в книге: отец Роберто, барон, считал, что «развитие человека должно быть гармоничным, воспитание – трудовым». И его наследник был постоянно занят… Чем?

Я не буду пересказывать книгу, ее лучше прочитать, но я скажу о главном, что стало для меня открытием: Роберто были предоставлены богатейшие возможности не для потребления, а для творчества, для пробы своих сил в самых разнообразных видах деятельности. Отец дал сыну главное богатство жизни, главную привилегию человека – возможность самостоятельно постигать окружающий мир и преобразовывать его для блага людей. Упоение творчеством и высшее наслаждение, испытанное при этом, дали маленькому Роберто как бы точку отсчета для всех будущих человеческих радостей, из которых все были ниже этих двух – радости творчества и отдачи.

В 24 года он, сын богатейшего сановника, стал коммунистом и ничего никогда больше не взял из отцовского наследства. Он вообще всю жизнь довольствовался весьма малым: «Твердо на всю жизнь усвоил: в старом обществе человек богат тем, что сумел отнять у других, в новом – тем, что дал другим…»

Но началось-то это с детства!

И вдруг я подумала (даже дыхание перехватило от этой мысли!): мы, конечно, не семейство Бартини, по всем статьям не бароны, но мы ведь в своей семье тоже дали ребятам с самых младенческих лет эту радость творчества – расширили, как могли, сферу приложения их сил и способностей: спортивная комната и мастерская, приборы и химические реактивы, книги и географические карты, учебные пособия и развивающие игры. И свобода: никакой заданности, никакого принуждения и радость общего труда для всех…

Может быть, поэтому не вижу я никогда своих ребят скучающими, изнывающими от безделья? Может быть, поэтому их и не тянут всякая модная дребедень или сомнительные соблазны вроде курения, выпивок и «балдения» в подъездах? Да они им просто неинтересны!

Теперь у меня мысли идут уже по другому руслу: не в обеспеченности и материальном благосостоянии зарыт корень зла, а в том, чем обеспечивают современных детей, на что это самое благосостояние идет.

Боюсь, что нашему «привилегированному классу», как теперь любят называть детей, иные родители торопятся в самом начале (я подчеркиваю это!) дать не то, что нужно: возможности для творчества и отдачи приближаются к нулю, зато потребления – от еды до развлечений – сколько угодно.