Волшебник. Набоков и счастье - Лили Зангане

Рисунок 1. Полюбуйтесь, вот что увидел читатель

Примеры деталей 2 («Ада, или Радости страсти. Семейная хроника»)

«Как-то под вечер они взбирались на глянцевито-ветвистое шаттэльское древо, росшее в дальнем углу парка. Мадемуазель Ларивьер с малышкой Люсеттой, скрытые прихотью поросли, но отчетливо слышимые, играли в серсо. Время от времени над или за листвой промелькивал обруч, посланный с одной невидимой палочки на другую. Первая цикада этого лета старательно настраивала свой инструмент. Похожая на серебристого соболя белка-летяга сидела на спинке скамьи, смакуя еловую шишку.

Ван, добравшись в своем синем трико до развилки, расположенной прямо под его проворной подружкой (разумеется, лучше его знакомой с заковыристой географией дерева), но лица ее так и не увидев, послал немое известие, сжав ей двумя пальцами (указательным и большим) щиколку , как сжала бы она сложившую крылья бабочку. Босая ступня ее соскользнула , и двое запыхавшихся подростков постыдно сплелись средь ветвей, стискивая друг дружку под легким дождиком плодов и листьев, и в следующий миг, едва они восстановили подобие равновесия, его лишенное выражения лицо и стриженая голова очутились промеж ее ног , и упало, глухо стукнув, последнее яблоко – точкой, сорвавшейся С ПЕРЕВЕРНУТОГО ВОСКЛИЦАТЕЛЬНОГО ЗНАКА. На ней были его часы и ситцевое платье.

(– Помнишь?

– Конечно помню: ты поцеловал меня здесь, снутри …

– А ты начала душить меня своими дурацкими коленками …

– Я пыталась найти хоть какую опору)».

...

Рисунок 2. Разрез ароматного яблока

Я взяла интервью у В. Н. примерно через десять месяцев после того, как он закончил «Аду». Мы встретились после прошедшего утром зеленого дождя на берегу озера Комо, где Набоковы проводили то лето. Быстро пройдя мимо щедро благоухающих сосен, мы направились к белому коттеджу, стоящему на самом берегу. За месяц до этого я направила В. Н. написанное от руки письмо с просьбой рассказать, как он был счастлив в Америке. («В романе „Ада“, – неуклюже писала я, – так много вдохновлено счастьем, которое Вы вновь обрели в Америке. Правильно ли я понимаю, что эти чувства Вы смешали со своими самыми нежными воспоминаниями о России? Помогла ли Америка – эта счастливая, как мечта, земля – Вам синтезировать их, чтобы придумать Терру?»)

Я очень удивилась, увидев, что В. Н. (расположившийся в плетеном кресле) держит в руках недавно изданный перевод «Божественной комедии» Данте.

– Этот перевод примечателен своим буквализмом, – заметил он с загадочной улыбкой и добавил: – Такими и должны быть все переводы.

В. Н. и я на озере Комо

Затем он показал мне тот фрагмент первой песни, где автор встречает Вергилия в сумрачном и дремучем лесу. «Я был поэт и вверил песнопенью, / Как сын Ахилла отплыл на закат…» – шепчет Вергилий.

Мне казалось, что время остановилось, я боялась даже поднять голову, но все же исподтишка взглянула и поймала взгляд его глаз с расширенными зрачками. Затем, переведя дыхание и искусственно кашлянув, я открыла свой красный блокнот, нервно покрутила в пальцах фломастер, подняла наконец глаза и задала первый вопрос.

Он сидел передо мной на фоне мерцающего под дождем озера и мягко раскатывал переднеязычный звук «р» в слове «Россия» и с легким придыханием произносил «р» в словах «Америка», «апрель» и «Аризона».

– Если закрыть глаза и мысленно обратиться к прошлому, каковы окажутся ваши первые воспоминания об Америке?

Всегда неохотно говорящий без подготовки, В. Н. бросает быстрый взгляд на каталожную карточку, ловко запрятанную в том Данте, а потом мечтательно поднимает глаза:

– Это взрыв солнечного света как-то раз утром в Аризоне. Это все благоуханные вечера в Калифорнии. Покрытые снегом дороги в Неваде. Осеннее небо в Алабаме, оно было цвета океана.

– Вы что-нибудь знали об Америке до того, как увидели Америку?

Он тихо откладывает книгу:

– В старом парке в Выре было одно недосягаемое болото, зачарованно-туманного цвета, которое еще моя мать в детстве называла Америкой. Позднее нам с двоюродными братьями нравилось ходить в Петербурге на ярмарку и глазеть на разных гаеров и циркачей, которых называли «американскими жителями». Русские дети, широко открыв глаза, глядели на турецкие чудеса, французских страшилищ и тому подобные иноземные штучки.