Следующая пандемия. Инсайдерский рассказ о борьбе с самой страшной угрозой человечеству - Али Хан

Об этих случаях сообщили в Италию. Оттуда информация попала обратно в Киншасу и другие места. Над проблемой уже работали. Потом небольшая вспышка в Киквите смешалась с региональной вспышкой шигеллёза (дизентерии) – и это побудило Джулию Уикс нам позвонить. Обстоятельства заставили вспомнить мрачную шутку про мониторинг Эболы с помощью «дозорных монашек».

Вирусолог из Университета Киншасы Жан Жак Муэмбе-Тамфум, бывший в заирской деревне Ямбуку в 1976 году, когда обнаружили геморрагическую лихорадку Эбола, уже начал действовать. Он поручил военной медсестре взять кровь у 14 пациентов с подтвержденным заражением и организовал отправку образцов в лабораторию бельгийского вирусолога Гвидо ван дер Груна из Института тропической медицины в Антверпене. Заир – когда-то Бельгийское Конго – сохранял тесные связи с бывшей метрополией, и именно ван дер Грун в 1976 году анализировал первые образцы из Ямбуку.

Доктор Муэмбе поместил 14 ампул с кровью в металлический контейнер, выложенный ватой, упаковал все в пластмассовую коробку со льдом, запечатал ее и вручил французскому викарному епископу в Киквите. Тот сел в «сессну» Миссионерского авиационного общества и полетел в Киншасу, расположенную почти в 400 километрах оттуда. В столице он передал образцы доктору Жану Пьеру Лаэ, главе медицинского отдела бельгийского посольства. Доктор Лаэ добавил в коробку льда и начал думать, как доставить кровь в Антверпен. Он вышел на сотрудницу авиакомпании Sabena, которая часто летала из Заира в Брюссель и обратно. Та согласилась взять образцы в ручную кладь. Лаэ убедил бельгийского посла Андре Мунса написать официальное письмо с требованием без лишних вопросов пропустить кровь через таможню и не вскрывать емкость, пока она не попадет к сотрудникам Института тропической медицины.

Женщина прибыла в Брюссель в шесть утра в тот самый день, когда мы с Джулией Уикс разговаривали по телефону. Она промчалась через паспортный контроль и передала посылку врачу из Бельгийской корпорации развития, который и отвез образцы в Антверпен. Оказалось, однако, что у Гвидо ван дер Груна больше нет лаборатории с четвертым уровнем биологической защиты для работы с такого рода патогенами. Он открыл коробку, в очередной раз освежил лед и послал образцы в Атланту.

Мы получили их 9 мая и проверили с помощью иммуноферментного анализа на наличие вирусных маркеров (антигенов) и специфических антител к вирусам. У всех 14 пациентов обнаружились признаки заражения вирусом Эбола. Дополнительные пробы, включая изоляцию вируса и РНК-анализ, подтверждали диагноз. Это была геморрагическая лихорадка Эбола – вероятно, самая страшная болезнь на планете.

⁂

Вирус Эбола (название происходит от имени реки Эболы, притока Конго) – это еще один зоонозный патоген, который поначалу считали новым штаммом близкородственного вируса Марбург. Марбургская лихорадка появилась в 1967 году в одноименном немецком городе. Она поразила 25 лабораторных техников из компании Behringwerke и Института Пауля Эрлиха, которые контактировали с зараженными тканями африканских зеленых мартышек, и шестерых их знакомых из Марбурга, Франкфурта и Белграда. Семь человек умерло.

В 1976 году учитель из миссионерской школы в Ямбуку в тысяче километров к северу от Киквита обратился за медицинской помощью. В госпитале миссии болезнь приняли за малярию и сделали инъекцию хлорохина. Одноразовых игл там не было, а многоразовые не стерилизовали. На 120 коек приходилось всего пять стеклянных шприцев. Спустя 29 дней болело уже 11 из 17 сотрудников, и больницу закрыли. В итоге заболевание поразило 318 человек, 280 из которых умерли. Среди погибших были две католические монахини – это и породило черную шутку про «дозорных монашек».

Масштаб вспышки оказался не очень большим – скорее всего, из-за того, что после искоренения оспы прошло только шесть лет и местные помнили, как надо изолировать людей с подозрением на контагиозные заболевания. И все-таки геморрагическая лихорадка Эбола была чем-то новым в мире инфекций.

Одновременно на фабрике по производству хлопка в Южном Судане произошла другая вспышка: заразились 284 человека, из которых 151 умер. Несмотря на близость во времени и пространстве, эти случаи были вызваны двумя разными штаммами вируса Эбола: заирским и суданским. Оба штамма этих древних вирусов проявились потому, что сложились подходящие экологические условия. По иронии судьбы распространению болезни способствовало то, что здравоохранение было уже достаточно развитым для открытия больниц и недостаточно – для надлежащего инфекционного контроля. Медицинские учреждения стали фактором, умножавшим распространение заболевания: люди заражались посредством крупных капель при кашле и чихании и через зараженные инструменты, например иглы. Проблема затронула врачей, медсестер, членов семей, ухаживавших за больными.

На следующий год в миссионерский госпиталь в Тандале, тоже в Заире, поступила девятилетняя девочка с лихорадкой, болями в области живота и кровавой рвотой. Она жила с семьей в маленькой деревушке в 20 километрах оттуда, была здорова и не выезжала за пределы своей области. У нее диагностировали это недавно описанное заболевание, а через 28 часов она умерла.

Этот случай заставил вспомнить о смерти врача из Тандалы, произошедшей пятью годами раньше. Он порезал палец, проводя вскрытие ученика заирской библейской школы, у которого была диагностирована желтая лихорадка. Врач заболел 12 дней спустя. В 1977 году подняли его историю болезни, и оказалось, что Эбола могла существовать еще в 1972 году.

После смерти девочки из Тандалы вирус почти на 20 лет отступил в джунгли и не вызывал вспышек у людей. Тогда еще не было известно, что его естественным резервуаром являются летучие мыши, а люди заражаются либо напрямую, либо когда употребляют в пищу лесных животных, например шимпанзе и карликовых антилоп. Крупные обезьяны вообще страдают от этого вируса больше, чем люди. По мнению некоторых специалистов, Эбола могла недавно выкосить треть мировой популяции шимпанзе и горилл.

В начале декабря 1994 года кровавой лихорадкой заболели старатели, которые мыли золото в трех лагерях, расположенных на небольших полянах в тропических лесах габонских[28] районов Минкебе и Макоку; 32 человека проплыли на лодке 100 километров на юг и добрались до Макоку, где их госпитализировали в больницу общего профиля.

В конце месяца в другой деревушке далеко от лагерей золотоискателей началась вторая волна. Первая жертва жила рядом с «нгангой», местным знахарем, к которому приходили больные люди – некоторые из них ранее лечились в этой больнице. Еще 16 случаев произошло в январе, причем все за пределами зоны, охваченной первой волной. Пострадавшие непосредственно контактировали либо с пациентами больницы в Макоку, либо с «нгангой», либо с теми, кто ухаживал за пациентами.

Уже через восемь дней после последнего случая габонские медицинские чиновники официально объявили о завершении эпидемии, спутав ее со вспышкой желтой лихорадки (по принятым для Эболы процедурам сигнал отбоя дали бы лишь через 42 дня после последней смерти или выписки из больницы, что в два раза превышает максимальный инкубационный период). Всего в больницу в Макоку поступило 49 человек, умерли 29. В свете событий в Киквите диагноз будет поставлен под вопрос и пересмотрен, будут найдены параллели с первыми вспышками Эболы. При подходящих условиях вирус легко может появиться во множестве стран одновременно.