Большая книга ужасов. 63 - Елена Арсеньева

Было темно. То есть я знал, что должно быть темно: вечер, звезды, луна, все такое, – но я все видел реально, как днем. Отчетливо видел кусты и деревья, которые столпились вокруг меня; истоптанную до земли траву, следы, которые оставили мои лапы…

Я посмотрел на эти следы, потряс головой, зажмурился, потому что глазам не поверил, опять их открыл – и снова не поверил. И принялся разглядывать свои следы.

Вот я, типа, не то волк, не то человек. То есть следы должен оставить или волчьи, или человечьи. Логично? Логично! Тогда с какого перепугу я оставлял вокруг себя какие-то перекрестные палочки?!

Да ведь это куриные следы… Я такие в деревне у бабушки видел. Но их оставляли куры или петухи. А я кто?!

Я тяжко вздохнул. До меня дошло, что быть оборотнем – это какая-то очень сложная штука. Гораздо сложнее того, что показывают в кино, скажем в «Гарри Поттере» или «Ван Хельсинге»!

Вот я, к примеру, почему стал оборотнем? Ну почему?!

Как это там сова говорила? Если есть в тебе волчья кровь, рано или поздно обернешься.

А может, потому, что моя фамилия Волков? Может, когда-то кто-то из моих предков и правда волком был?

Полный бред!

Нет! Ведьма же сказала, что меня сделали оборотнем. Кто? Дядя Вадя? Нет, он действовал по чьему-то приказу. Кто-то заставил его принести моим родителям оленье мясо… Кто это был? Зачем ему нужно, чтобы я стал оборотнем? Да неужели я никогда ничего не пойму в этой истории?!

Я с размаху стукнул лапой по земле – типа, как будто кулаком шарахнул – и снова увидел куриный след.

Да, куриный, хоть тресни!

Наверное, я такие следы оставляю, потому что ни волк, ни пес, ни человек. Потому что оборотень…

И вдруг заметил неподалеку другой след: внизу треугольник стопы, а над ним четыре отпечатка как бы пальцев с когтями.

Небось такие следы каждый видел! Их собаки небось в каждом дворе оставляют, ну в песочницах, к примеру, на мокрой земле…

И все же этот след был немного другой. Как бы в кулак собранный. Беспокойный! Яростный!

Сам не знаю почему, я сразу понял – это волчий след!

Его кто оставил?

Не я… кто-то другой…

Не тот ли, кто смотрит на меня из чащи? Не тот ли, кто ко мне подкрадывается сейчас?!

Нет, уже не подкрадывается! Ко мне кто-то бежит, громко топая и… крича?! Это люди?!.

* * *

Когда Пашка с Сашкой и Валя с Людой, невероятно довольные и веселые, вернулись из парка и вошли во двор, они увидели какого-то старикана.

В общем-то, они его и раньше встречали. Он жил в одном подъезде с Дохлым Тунцом.

Он был до того старый, что ребята каждый раз удивлялись, что видят его снова, что он еще не отправился к верхним людям.

Это Сашка в каких-то сказках, не то нанайских, не то якутских – ну, короче, северных, – прочитал такое выражение. Означает оно – коньки откинуть, дуба дать… помереть, словом. Клёвое выражение!

Короче, ребята каждый раз удивлялись, что этот дедок еще не отправился к верхним людям, такой он был замшелый.

Они торопливо буркнули хором: «Здрасьте!» – и только намылились мимо, как дедок прошамкал:

– Вы не видели Антона Волкова?

Какое-то время Сашка с Пашкой и Валя с Людой кумекали, кто это – Антон Волков. Наконец вспомнили, что раньше так звали человека, который ныне всем известен под кличкой Дохлый Тунец.

– Понимаете, – бубнил дедок, – я его утром на площадке встретил и попросил сходить в поликлинику – номер моего полиса поменять. Еще утром! Куда он с тех пор пропал?

Ребята переглянулись, разом сообразив, что видели Дохлого Тунца неподалеку от поликлиники. Практически через квартал от нее. Наверное, он побывал в поликлинике – а потом в парк пошел. И там зачем-то переоделся под горкой. Ну а одежду его…

Короче, понятно.

И тут ребята сообразили, что не посмотрели, что у Тунца было в карманах, когда свалили его барахлишко в пыльный пластиковый пакет и выкинули в мусорку. Может, там был полис этого старикашки. А теперь нет ни полиса, ни карманов, ни одежды Тунца, ни его самого.

Да, тяжко ему придется, когда надо будет соседу объяснять, где полис!

С другой стороны, это его проблемы. Не фиг было свое барахло где попало разбрасывать!

А может, он переложил дедкин полис в ту одежду, которую на себя напялил? Тогда и париться нечего!

Ребята переглянулись, потому что практически все подумали именно об этом. Им очень хотелось себя успокоить! И тут они заметили, что сосед Тунца смотрит на них очень пристально. И им показалось – конечно этого не могло быть на самом деле, но ведь показаться всякое может! – что он читает их мысли. И уже даже все прочитал.

Как-то стыдновато стало…

Хотя чего они такого сделали?!

– Да, – укоризненно протянул дед. – Наворотили вы дел…

И все даже испугались – а ведь правда наворотили!

– Надо как-то все это исправлять, да?

– Да! – дружно кивнули ребята, мигом почувствовав несказанное облегчение оттого, что навороченное можно, оказывается, исправить.

И они с надеждой уставились на старика-соседа, как будто он был каким-нибудь там Дамблдором, который сейчас раз-раз, палочкой волшебной махнет, скажет: «Акцио, одежда Тунца!» – и она снова очутится под горкой в парке Кулибина.

Однако палочкой дед не махал и «акцио» не говорил.

Он приказал:

– Пошли, да поскорей! – и похромал со двора.

Ребята нога за ногу потащились за ним, размышляя о том, что все на свете относительно. Поскорей, главное! Да он движется медленней, чем черепаха! Да он полдня до парка Кулибина будет добираться!

Но тут начались какие-то странности. Всем отлично было известно, что в парк надо было направо повернуть. А они почему-то пошли налево. То есть дед побрел налево, а ребята как привязанные потащились вслед за ним. Они еле-еле двигались, ну вот честное слово, а между тем кварталы мелькали мимо с такой скоростью, как в кино! Что-то прямо невероятное… Ахнуть не успели, а уже перешли улицу Ванеева, углубились в какие-то дворы, потом бах – и уже в самом конце Ошарской, и идут мимо каких-то гаражей, и старых домов, и поворота в Ветеринарный переулок, и кирпичного забора вокруг старинного-престаринного, самого старого в городе кладбища, которое называется Бугровское… От кладбища – опять же налево – круто спускалась в овраг трамвайная линия. Рельсы здорово заросли травищей и, такое впечатление, совершенно забыли, когда тут проходил последний трамвай.

Видимо, местное народонаселение пробиралось по узкой тропке. По обе стороны ее простирались – вот уж натурально! – заросли ясеня, больших деревьев и чахлой поросли, высоченной травы, сплошь оплетенной вьюнком.