Дядя Фред весенней порой - Пелам Вудхаус

– Да-да.

– Тогда вы увидите, что и гибнем мы, и спасаемся только вместе. Разоблачая нас, вы разоблачите себя. И что же? Мы уезжаем, а вот к вам подходят два мускулистых лакея… Кто поручится, что вы попадете к баронету? Возможен и простой дворянин.

С этими словами он мягко повел к дверям несчастного Бакстера.

– Мой дорогой, – говорил он, – нам остается одно: живи – и другим не мешай. Пусть нашим девизом станет девиз славного короля Позоля[14]: «Ne nuis pas a ton voisin»[15]. Иначе жизнь не проживешь.

Когда дверь закрылась, Мартышка перевел дух.

– Дядя Фред, – сказал он, – иногда я сердился на вас…

– Ты имеешь в виду тот случай с попугаем?

– Скорей, собачьи бега.

– Ах да! Мы немного увлеклись, не спорю.

– Но сейчас вы спасли мне жизнь.

– Дорогой мой, я просто смущен. Такой пустяк! Я всегда рад прибавить сладости и свету.

– Этот тип сдался, а?

– Еще как! Вышел из строя. А теперь, ты уж прости, я тебя покину. Обещал герцогу заглянуть около десяти.

Предполагая, что эта беседа приостановит Руперта Бакстера, пятый граф не ошибся. Однако он поспешил, заметив, что тот вышел из строя. У бывшего секретаря был верный союзник, к которому он и направился.

– Не уделите ли мне пять минут, леди Констанс? – спросил он.

– Конечно, мистер Бакстер.

– Спасибо, – сказал он и сел.

Леди Констанс была спокойна и довольна. После обеда, за кофе, она побеседовала с видным психиатром и убедилась, что взгляды их на герцога совпали. Врач признал, что надо немедленно взяться за дело, тогда пациент скоро забудет, что такое яйцо и как его бросают.

Она вспоминала наиболее ценные из его суждений, одновременно восхищаясь его очарованием и умом, когда в комнату вошел Бакстер, человек решительный. И через минуту весь ее покой рассыпался, словно мебель под кочергой неугомонного герцога.

– Быть не может! – вскричала она.

Если бы это сказал другой, она бы удивленно подняла брови, не больше, но в Бакстера она верила, как верят дети. Она была сильной личностью, и все-таки его личность оказалась сильнее.

– Быть не может!

Секретарь ожидал примерно такого отклика и подождал, пока он себя исчерпает.

– Вы уверены?

Блеск очков сообщил ей, что Руперт Бакстер не говорит зря.

– Он так обаятелен!

– Естественно. Такие люди должны очаровывать.

Леди Констанс понемногу свыкалась с положением. Бландинг, в конце концов, издавна притягивал обманщиков. Скажем, певичка ее племянника Ронни выдавала себя за дочь американского миллионера. В минуты уныния леди Констанс казалось, что у нее гостят одни самозванцы. Что-то тянуло их в замок, как тянет кошку к мяте.

– Он вам признался? – проверила она.

– Пришлось, ничего не поделаешь.

– Значит, он уехал?

Руперт Бакстер немного помолчал; очки его замерцали.

– Н-нет, – ответил он.

– Нет? – поразилась леди Констанс. Как видно, подумала она, самозванцы – народ упорный.

– Возникли трудности, – пояснил Бакстер.

Гордому человеку нелегко признать поражение, и рассказывал он мрачновато, но с предельной ясностью.

– Итак, – заключил он, – я ничего не могу предпринять. Мне очень важна служба у герцога. Я хотел бы стать его доверенным лицом, вести все дела.

– Конечно, конечно, – согласилась леди Констанс, верившая в его звезду. – И все же, неужели ничего нельзя сделать? Неужели мы будем терпеть этот обман? Он обворует весь замок!

Тут Руперт Бакстер смог ее успокоить.

– Он не вор. Он хочет женить Давенпорта на этой девице.

– Что?!

– Да, он сказал, что намерен кого-то соединить. Тогда я не совсем понял, а потом мне пришло в голову, что я видел ее с Давенпортом на том балу. По всей вероятности, в Лондоне Давенпорт не поддавался, и она поехала за ним, чтобы загнать его в угол.

Такое коварство шокировало леди Констанс.

– Что же мы будем делать?

– Мне кажется, вы могли бы намекнуть герцогу, что его племянника вот-вот втянут в ужаснейший брак…

– Но он не знает, что брак ужасен!

– Полагая, что девица – дочь выдающегося психиатра? Не скажите. Герцог очень остро ощущает социальные различия. Все-таки какой-то врач…

– Да-да! – обрадовалась леди Констанс. – Аларих всегда всех презирает.

– Вот видите. Словом, препоручаю это вам.

Оставшись одна, леди Констанс с облегчением вздохнула.

Руперт Бакстер, как обычно, расчислил все и нашел прекрасный выход. Поистине, редкостный человек.

Но мало-помалу сила его личности теряла свою власть, и покой сменился растерянностью. Леди Констанс как-то не верилось, что новые самозванцы не собираются красть. Самозванцы, думала она, не сентиментальны, а практичны. Счастливую любовь они ставят ниже, чем бриллианты.

Она встала с кресла. Даже в тревоге она не собиралась найти и убедить Руперта Бакстера. С Бакстером не спорят. Она хотела посоветоваться с кем-нибудь, кто посочувствует ей, а то и поможет. Ту т нужен человек обстоятельный, а в Бландингском замке как раз гостил вполне обстоятельный человек. Надеясь на то, что он окажется и добрым, леди Констанс побежала искать своего племянника Бошема.

Тем временем Руперт Бакстер вышел на воздух, что необходимо после такого напряжения, и бродил под звездным небом. Добредя до бархатной лужайки, на которую выходили окна лучшей из комнат, он принялся ходить взад и вперед, заложив за спину руки, хмуря брови.

Неужели, спрашивал он, ничего сделать нельзя? Неужели нельзя хоть как-то заявить о себе, наложить на события отпечаток своей личности? Чтобы ответить на эти вопросы, он не жалел мозгов.

Часто бывает так, что мозги, если их не жалеют, нуждаются в музыкальном сопровождении. Скажем иначе: думая, мыслители нередко свистят. Так поступил и Руперт Бакстер, избрав на этот случай любимый напев «Лох-Ломонда».

Будь он меньше сосредоточен, он бы заметил, что уже к четвертой строчке за окном начались волнения. Наконец оно приоткрылось и седоусая голова воровато выглянула из него. Бакстер не заметил и этого. Дойдя до края лужайки, он резко повернулся, а значит – снова прошел перед окном.