Дядя Фред весенней порой - Пелам Вудхаус

Наконец несчастный проговорил:

– Сэр Родерик Глоссоп?

– Да.

– Я… э… Давенпорт.

– Да-да, конечно! Заходите, мой дорогой. Вам не помешает, если я при вас оденусь? Уже звонили к обеду.

Растерянно глядя, как он бодро ныряет в накрахмаленную рубашку, Хорес дивился невероятному сходству.

– Я… э… – спросил он, – вы, случайно, не знакомы с лордом Икенхемом?

– С Икенхемом? – Лорд Икенхем задумался, одновременно вскакивая в брюки. – Да, мы встречались.

– Вы на него очень похожи.

Лорд Икенхем ответил не сразу, он завязывал галстук, ответственный человек в такое время молчит. Наконец он произнес:

– Не заметил. По-вашему, мой дорогой…

– Да, вы с ним похожи.

– Как странно… Никто мне не говорил. И впрямь, если он стройный, высокий, а я коренастый…

– Коренастый?

– Конечно.

Хорес Давенпорт горестно крякнул, быть может – прощаясь с последней надеждой. Собеседник метнул на него острый взгляд, и тон его изменился.

– Простите меня, – сказал он. – Нет, это непростительно, ведь ваш дядюшка описал мне, как вы приняли мою дочь и племянника за своих друзей, а человека на балу – за его секретаря. Это с вами бывало?

– Нет.

– Так, так… Делюзия метабилис наступила внезапно. Вы не припомните, чем это вызвано?

Хорес замялся:

– Я думал… ну… а…

– Да-да?

– Такие вещи передаются по наследству?

– Конечно, иногда.

– Бывают же фамильные носы!

– Верно, бывают.

– Мой, например. Сколько ему веков!

– Наверное, много.

– А от дяди наследуют?

– Не всегда, но это возможно. В какой мере расстроена психика вашего дядюшки?

– В большой.

– Так, так…

– Отец был здоров. Собирал японские картинки.

– А ему не казалось, что он внутри картинки?

– Нет.

– Так, так, так… По-видимому, речь идет о небольшом расстройстве нервов, вызванном волнениями. Были у вас волнения?

Вопрос этот вызвал у Хореса такую же реакцию, какую он вызвал бы у Иова.

– Ха-ха!

– То есть были?

– Еще какие!

– Что ж, я рекомендовал бы долгое морское путешествие.

– А пожить у моря можно?

– Можно. Вы приехали на машине? Тогда сразу после обеда, не травмируя психику прощаниями, отправляйтесь в Лондон, укладывайте вещи и – к морю!

– И все пройдет?

– Несомненно.

– А можно как следует хлопнуть?

Лорд Икенхем погладил его по плечу:

– Мой дорогой, нужно! Вы, часом, не знаете напитка «Царица мая»? Сухое шампанское, бренди, арманьяк, кюммель, желтый шартрез и пива для вкуса. Давно не пробовал, но рекомендую при всяком расстройстве нервов. А! Вот и обед. Идемте, идемте. Нельзя опаздывать в первый же вечер. Дурной тон.

Лорд Икенхем собирался сразу после обеда потолковать со своим племянником, но долгая беседа с хозяйкой задержала его, и уйти он смог, когда герцог основательно втерся между ними. Мартышку он нашел в бильярдной, где тот играл сам с собой.

За обедом он вел себя очень плохо. Соломон во всей своей славе[11], окажись он за этим столом, не сравнился бы с ним, но только внешне. Все блистало в Мартышке, все сверкало – галстук, рубашка, носки, не говоря уж о складке на брюках, но лицом, отражавшим душу, он походил на затравленную лису.

Вот почему дядя и хотел подбодрить его.

– Что ж, мой солнечный лучик, – сказал он, – все идет как по маслу. Говорят, ты устоял перед Хоресом.

Мартышка ожил, как ожил бы ветеран Азенкура, услышав о Криспиане[12].

– Да, – отвечал он.

– То-то и оно, – подчеркнул дядя. – Редкостная выдержка. Я тобой горжусь.

– А что толку? – проговорил Мартышка, снова сползая к скорби. – Даже такой идиот в конце концов догадается. Увидит тебя.

– Он меня видел.

– О Господи! И что же?

– Мы долго интересно беседовали. Рад сообщить, что он уезжает к морю. Только заедет в Лондон, чтобы напиться, словно бабочка, присевшая на цветок.

Мартышка ожил совсем.

– Однако! – сказал он. – Выжить Хореса – это немало.

Лорд Икенхем резонно обиделся.

– То есть как «немало»? – укоризненно спросил он. – Я думал, ты будешь плясать по комнате, хлопая в ладоши. Неужели тебя пугает леди Констанс?

– Да. И Бакстер.

Лорд Икенхем пренебрежительно взмахнул кием:

– Что тебе Бакстер и Конни? Они едят из рук. Чем плоха наша хозяйка? Что она сделала?

– Ничего, – признал Мартышка. – Но мне говорили правду, тетя – будь здоров. Чуть что – и начнется…

Лорд Икенхем кивнул.

– Понимаю, – сказал он. – Я замечал это за вулканами и за моей давней бонной. Помню, как сейчас, – улыбается, курлычет, а только и норовит дать линейкой по руке. Чего от тебя хотел Бакстер?

– Спрашивал, какие у нас методы. Я его боюсь.

– Да? Собственно, я тоже. Беседа на перроне не совсем меня успокоила. Какая-то в нем была сухость, какая-то настороженность. Конечно, он не потомок норманнов, как друг наш Бошем, но в одном они похожи: оба не очень верят нам.

– Тогда мне лучше смыться.

– Хуже. Полли должна очаровать герцога. Кто ее поддержит без тебя, кто утешит? Где твое рыцарство? Хорош бы ты был за Круглым столом!

Уязвленный Мартышка признал его правоту. Лорд Икенхем, в свою очередь, признал, что не ждал от него ничего другого.

– Мы положили руку на плуг[13], – обобщил он. – Или, если хочешь, мы взяли меч. Без тебя мне со свиньей не справиться. Да, ты ведь не знаешь! У Эмсворта есть свинья. Герцог хочет ее отнять. Эмсворт не хочет ее отдавать, но боится герцога. Я посоветовал прибегнуть к хитрости. Мы вывозим свинью из ее жилища, и ты едешь с ней в Икенхем, где она пережидает опасность.