Мужчина для сезона метелей - Вера Копейко

— Поточнее, — хрипло потребовала Надя.

— Если угодно — слушайте. — Он смотрел на нее не мигая. — Переезжайте в квартиру отца. Она большая, с толстыми стенами, комнаты в ней расположены анфиладой, в кресле удобно переезжать из одной в другую. Квартира в центре города, стало быть, докторам легко добираться до вас. Вокруг — старый сад, зелень за окном, полное ощущение изолированности от ходячих. Только птицы перед глазами, но они с крыльями, поэтому не разжигают зависть. У вас ведь никогда не было… крыльев. — Он усмехнулся.

— У вас тоже, — бросила она ему таким же насмешливым тоном.

— Вот видите, я прав. Только что вы озвучили голос зависти. Да, у меня нет крыльев, но мои ноги ходят. На самом деле вы имеете в виду это. А с чувством зависти придется расстаться перво-наперво. Иначе оно вас съест.

— Но… откуда вы знаете, где живут мои родители? Вы…

— Не мучайтесь, Надежда Викторовна, не подозревайте меня в ясновидении. Вы не верите в него, как не верите во всякую мистику. Я тоже. — Он улыбнулся, лицо его стало моложе на десяток лет, докторские насупленные брови под надвинутой на лоб крахмальной шапочкой взметнулись вверх. Он сдернул ее, Надя ахнула.

— Я вас помню. Вы жили…

— На шестом этаже, в соседнем подъезде. Точно в такой квартире, как ваша.

— Вот откуда тонкое знание топографии нашей местности, — хмыкнула она. — Но почему отец не сказал мне, что вы — наш… почти домашний… доктор?

— Наверное, чтобы консультант в ваших глазах выглядел солидней. Я уехал учиться в Москву, когда вы, вероятно, кривовато писали палочки. — Он улыбнулся и поворошил растопыренной пятерней примятые волосы. — Меня трудно не узнать, — сказал он.

— У вас все еще рыжие волосы, — заметила она.

— Все еще, — передразнил он ее. — Рыжие седеют поздно, у нас седина долго не видна. Слышали, надеюсь, волосы цвета соли с перцем? Так это о нас.

Надя во все глаза смотрела на мужчину. Понятно, почему отец нашел его. Она почувствовала, что его можно спросить обо всем. Как старшего брата, которого у нее никогда не было.

Надя вдохнула шумно, свободно.

— Вы сказали, доктор, что я должна привыкнуть к другим домочадцам. — Она произнесла это ровным голосом, без запинки.

— Да. Вам нужна хорошая сиделка, которая станет вашими ногами, отчасти — руками.

— А… мой муж? Как мне…

Он молча рассматривал побледневшее лицо.

— Ваш муж… Приготовьтесь к тому, что он отойдет не на второй план… дальше, — сказал он.

— Я не буду ему нужна? — спокойно спросила Надя.

— Он вам не будет нужен.

— Мне? — Она удивилась. — Но у нас прекрасные отношения… были… всегда.

— Но вас прежней больше нет. — Он пожал плечами. — Так с кем же ему продолжать отношения? Он должен влюбиться в другую женщину, в ту, какой вы сейчас стали. Но удастся ли? А вы, нынешняя, сумеете полюбить вашего мужа?

Тупая боль забилась под левую лопатку.

— Он меня бросит? — усмехнулась она.

— Нет, — сказал доктор. — Не думаю. Все нормальные люди — люди долга. Он останется при вас, если вы потребуете. Но не с вами.

Надя кивнула.

Доктор помолчал. Потом снова заговорил:

— Я изучаю больных, а не здоровых. Поэтому говорю о людях с измененной физиологией, а стало быть, с измененным сознанием. Это все о вас, не о нем. Вам решать его судьбу, не ему — вашу. Вы оказались с ним в разной жизни. Как ихтиолог вы знаете, что существуют рыбы мелководные и глубоководные. Вы же не удивляетесь, что каждая порода выдерживает давление определенного столба воды?

Надя помолчала, потом спросила:

— Хотите сказать, я собираюсь утащить мужа на дно?

— Или всплыть к нему на поверхность. Считайте так, как вам удобней. А с вами очень интересно, — признался доктор.

— Вы меня изучаете?

— Нет, ваш случай — не моя специальность. Вы мне интересны по-человечески. Вы сильный тип, Надя.

— На самом деле?

— Скажите мне, что вы цените больше — чувство долга, а может быть…

— Больше всего я люблю чувство уверенности, — перебила она его. — Уверенности в том, что я — не причина зла в чьей-то жизни. Если кому-то плохо, то не из-за меня. Я вообще считаю, что плохо человеку бывает только из-за самого себя.

— Я чувствую, вы можете много сделать для других, тех, кто оказался в похожем положении, — заметил доктор.

— Вы имеете в виду, что я…

— Я ничего не имею в виду, я знаю, что сила, исходящая от вас, может оказаться полезна другим. Если вы преодолеете все, что вам выпало, вы выйдете на новый виток…

— Я уже думала о муже… Надеюсь, ему будет лучше от того решения, которое я приняла.

— А вы уже решили что-то? — быстро спросил доктор.

Надя посмотрела на него и улыбнулась.

— Да. Я не стану сейчас говорить ему о своем решении, я буду наблюдать за ним и ждать.

— Годы? — Доктор поднял брови.

— Как получится. Я замечу, когда он кого-то встретит. Я помогу ему… оставить меня.

— Трудно поверить, что вам не полста лет. — Он покачал головой. — Причем солидных, не только прожитых, но и продуманных.

— Я родилась взрослой, — просто сказала Надя.

— Вот как? А знаете ли вы, в какую компанию стучитесь? — Доктор сощурился.

— В какую? — Она наклонила голову набок, тяжелый пучок на затылке скопировал движение. Казалось, сейчас заколка расстегнется, темные длинные волосы рассыплются по плечам, и еще труднее будет поверить, что она — в таком кресле.

— К великим на колени, — насмешливо сказал он. — Серьезные умы полагают, что взрослыми родились такие люди, как Гоголь, Лермонтов и сам Пушкин. Они прожили мало лет здесь, — он потыкал пальцем в пол, — потому что часть времени уже прожили там… — Теперь он указал вверх.

— Я не владею словом, — засмеялась Надя. — Но мне приятно, что вы называете эти имена.

Она вздохнула. Вернувшись к себе, снова прокрутит этот разговор и заметит, поймет, осмыслит то, что, возможно, не уловила сейчас. Надя умела это делать всегда — так устроена ее память. Она с легкостью училась в университете, никогда не записывала лекции, она их запоминала, а потом, дома, словно включала внутренний магнитофон и прослушивала.

— Болезнь, — продолжал доктор, — испытание или кризис. Выдержите — подниметесь на новую ступень. А если не справитесь, сорветесь в бездну, — предостерег он.

— И увлеку за собой всех, кто рядом, — в тон ему добавила она. — Нет, от этого мне не станет легче.

— Знаете, Надя, я уверен… вы удивите даже себя.