Москвест - Андрей Жвалевский

— Вот он, гордость моя, Собор Успения Пресвятой Богородицы, — крестясь, сказал князь. — Ты сказал, отче, я построил. Смотри, таким ли ты хотел его видеть?

Маша подошла к стене Храма, широко распахнув глаза. На фоне этой Москвы он потрясал своими размерами и своим величием. И, словно чтобы подчеркнуть это величие, с колокольни ударил голосистый колокол.

— А когда Александра убьют как поганого пса, — задумчиво сказал Калита, — я сниму их главный тверской колокол и повешу здесь, в Москве…

— Миша, — сказала девочка шепотом, — ты слышал, как он собор назвал?

— Собор Успения, вроде как, а что? — пожал плечами Мишка.

— А то, что если я правильно понимаю, это предок того Успенского собора, что сейчас стоит в Кремле. Наверное, на этом же самом месте!

Как только Маша коснулась стены Собора, реальность дрогнула и резко изменилась. Маша схватилась за стенку Собора и тяжело дышала — у нее закружилась голова.

— Интересно, что подумал Калита, когда мы пропали? — задумчиво спросила Маша, отдышавшись.

— Не знаю, — буркнул Мишка. — Но он бы порадовался, что его планы выполнены.

Действительно, вместо деревянных стен виднелись белые, каменные.

— Круто, — сказала Маша. — Пошли осмотримся, по городу погуляем.

— По городу? — скривился Миша.

— Ну а что? — возразила Маша. — По сравнению с тем, что было в 1147-м, вполне себе город. — Маша встала на цыпочки, чтобы было лучше видно, и принялась объяснять. — Смотри, вот это будущая соборная площадь. Видимо ничего из того, что тут стоит, до наших дней не дожило. А белые стены — это наш Кремль, тот самый, белокаменный. Красота-то какая! Нужно посмотреть, что там дальше, за Кремлем.

— Есть ли жизнь за Кремлем? — сыронизировал Мишка.

— Я думаю, что ворота остались на тех же местах, что и сейчас, — продолжала соображать Маша. — Пошли, попробуем выйти через Спасские.

— Зачем? — изумился Миша. — Слушай, что в тебе за страсть к экскурсиям проснулась? Нам нужно понять, где мы, и валить дальше, а не разглядывать эти развалины.

— Да ты что! — взвилась Маша. — Я себе в жизни не прощу, что была здесь и не видела белокаменный Кремль!

Миша только глаза закатил.

А город вокруг жил своей обычной утренней жизнью. По улицам одновременно катило множество груженых подвод. На стройках кипела работа, скрипели подъемные механизмы, переругивались мужики.

— Смотри, — обрадовалась Маша, — на нас уже никто внимания не обращает!

— И что тебя так радует? — спросил Миша.

— Да это значит, что город большой, народу много, таких как мы — куча.

— Нет, — заметил внимательный Мишка, — таких как мы не куча, мы тут как лохи деревенские.

— Да? — изумилась Маша. — С чего ты взял?

— Да посмотри, — начал объяснять Мишка, — в чем они ходят. В лаптях уже почти никого нет, и если есть, то лапти совсем не такие, а с кожаными подошвами. А те, кто на подводах, они вообще все в сапогах. И рубахи у них уже совсем другие, у нас отстой, а не рубахи.

— Миша, — удивилась девочка, — как ты все это высмотрел?

— Да не привык я быть лохом, — буркнул Мишка. — Мне кепку до сих пор жалко…

Спасские ворота оказались на месте.

Маша с Мишкой с трудом просочились через оживленное встречное движение на мосту через ров с водой и осмотрелись. Москва простиралась далеко за пределы Кремля. Выглядела она как огромное село: дома, палисадники, огороды, огороды, огороды… И, как большие инопланетные корабли, то тут то там вспыхивали на солнце купола монастырских соборов.

— Бардак у них тут какой-то, — поморщился Мишка. — По-моему, тут нам ловить нечего. Нужно возвращаться в Кремль и, как обычно, рвать к князю.

— Красиво, — выдохнула Маша.

— Да чего красивого, коровы в центре города пасутся! Если тебе так интересно, то иди гуляй по этой деревне, а я вернусь в Кремль.

— Дурак ты! — махнула рукой Маша.

— Я дурак? — взвился Мишка. — Я дурак?! Да что бы ты без меня делала! Ты ж сама ничего сделать не можешь! Ты бы до сих пор в речке купалась и рыдала.

— Если б не ты, я бы сюда и не попала! — отрезала Маша. — Это ты про историю гадостей наговорил!

— Ну конечно, я во всем виноват!

— А кто?! — заорала Маша. — Кто? Тоже мне, папенькин сынок! Привык, что за тебя всю жизнь всё решают! Хоть раз в жизни можешь признать свою вину? Или слабо?

— Ах ты…

Мишка сжал кулаки и почти замахнулся. Только в последний момент сообразил, что перед ним девчонка, плюнул, развернулся и ушел…

Маша осталась стоять возле ворот. Несколько минут она остывала, а потом начала соображать, что же ей делать… С одной стороны, было страшно остаться одной, но с другой — очень любопытно было посмотреть на жителей города. А Мишка… Что Мишка? Никуда он не денется! Вечером прибежит к Собору, как миленький. Он же дурачок, он просто не выживет без нее.

И Маша от Кремля начала аккуратно спускаться к посаду.

Сначала было очень интересно. Маша разглядывала людей и с удовольствием наблюдала за тем, как они суетятся на своих огородах. «Если б сразу в это время попали, — думала Маша, — показалось бы, что живут как дикари. А сейчас смотрю — цивилизация!»

Скоро солнце поднялось высоко и начало ощутимо припекать. Маша остановилась и стала осматриваться в поисках колодца.

— Эй! — вдруг окликнул ее женский голос. — Девка, заработать хочешь?

— Да! — не раздумывая, ляпнула Маша. — Если попить дадите. — А потом вспомнила наглого Мишку и прибавила: — И поесть.

— Пойдем, тетка добрая, она не обидит. Она сказала, нужна помощь, наймем кого. А нам помощь нужна. Страсть как нужна. Урожай собрали, и теперь все это надо в погреба поставить, а мастерская работает, дядька там дни и ночи, у него заказ дюже большой. А люди говорят, — девка понизила голос, — что татары идут. Вот и нужно все быстро сделать, потому что, неровен час, придется в Кремле ховаться.

Говоря все это, девка втащила Машу на подворье.

— Идем, — радостно сказала она, — будем свеклу ставить.

* * *

У стен Кремля толпилось войско. В основном это были верховые, причем неплохо снаряженные: в остроконечных шлемах, кое-кто даже в металлических нагрудниках, хотя больше все-таки в кожаных. Вооружены конники были длинными пиками, издали напомнившие Мишке вязальные спицы, над которыми дремала в своей комнате прабабушка.

Но вблизи пики оказались очень убедительными — увесистыми даже на вид. Кряжистые мужики с показной удалью помахивали ими, но было видно, как надуваются их жилы от натуги.