Москвест - Андрей Жвалевский

Миша хотел возразить, но только рукой махнул. Набитый живот и новая одежда заметно подняли ему настроение.

— Хорошо еще, что угадала… — Мишка решил победить и последний кусок, и впился в него зубами.

— Я не угадывала! — Маша отхлебнула странного кислого напитка, который тут называли квасом. — Просто войну не люблю. Ты лучше думай, как нам дальше по времени двинуться!

— Как-как? — Мишка со вздохом бросил обглоданную кость в миску. — Своим ходом…

Маша удивленно посмотрела на него. Миша усмехнулся:

— А что тебе не нравится? Кормят, поят… делать ничего не нужно.

Он собирался продолжить, но, заметив, что Маша багровеет, успокаивающе махнул рукой:

— Расслабься, шучу. Буду думать. Только… — он с трудом сдержал отрыжку, — давай не сейчас. Спать охота…

…Разбудили их скоро. Даже умыться не дали, сразу отвели — со всем возможным почтением, но неумолимо — в покои князя.

Иван Данилович выглядел задумчивым и обеспокоенным.

— Совет мне твой нужен, отче, — начал он, глядя куда-то поверх голов Маши и Миши, — что мне делать с этой Тверью… Мне б добраться только до Александра, задушу голыми руками…

— Что вы, что вы! — замахала руками побледневшая Маша. — Вы не можете, вы не должны! Вы же князь, вы пример подаете! У вас должны быть чистые руки! У вас должно быть доброе сердце!

— Сердце у меня доброе, — рыкнул Калита, — я милостыню каждый день раздаю. А вот руки…

Калита задумался.

— У меня должны быть чистые руки… — задумчиво повторил он.

Только Маша открыла рот, чтоб на радостях развить свою мысль, как Калита развил ее сам.

Жаль, не так, как хотелось.

— Я его не буду убивать, — хищно произнес он. — Но я знаю, кто его убьет!

Калита поднялся и проорал за дверь:

— Завтра отбываем!

— Куда? — испуганно спросила Маша.

— В Орду, — отрезал князь. — А вам спасибо, надоумили.

— Подождите, — побледнела Маша, — на что мы вас надоумили?

— Я уж найду, что про него рассказать, — пробормотал под нос Калита. — Его там на кусочки изрубят, а потом эти кусочки по степи раскидают.

— За что? — ахнула Маша.

— Уж я придумаю, за что…

— Но, но, но… — у Маши отнялся дар речи.

— Молчи, отче! — властно приказал Калита. — Если бы Александр мне покорился, был бы жив. — Иван Данилович оскалился. — Так что все ради замирения. Как ты и учил!

Маша бессильно всплеснула руками.

— Пойдем в храм, — приказал вдруг Калита. — Сегодня там служба особенная, специально для тебя, отче. А заодно посмотришь, какой Собор мы выстроили. Я много церквей в Москве построил, но эта мне ближе всех. Там твой прах, там мне все время ты видишься. Я твои слова помню, отче. Ты сказал, что если я твою старость успокою и возведу храм Богоматери, то будет мой род славнее всех иных князей… Все меня будут бояться!

Последнюю фразу князь гаркнул так громко, что разбудил Мишку. Он, оказывается, успел задремать в углу под неинтересные разговоры.

— Не бояться вас должны, — вздохнула Маша, — а любить.

— А за что меня любить-то? — удивился князь.

— Как за что? — встрял спросонья Мишка. — За гарантии экономических свобод, за права личности, свободу слова. А если б вы еще и туалеты придумали…

— Миша! — ахнула Маша. — Вы не слушайте, это у него бывает.

— Да знаю, — вздохнул князь, — божьи люди часто говорят не пойми что…

— А любить вас должны за то, что защиту даете и не обманете. Чтоб знали: если князь сказал, то сделает, — объяснила Маша.

— Сказал убью — и убил! — хохотнул Калита.

А потом глянул в полные отчаяния Машины глаза и неохотно добавил:

— Ладно, не убью, а договорюсь!

* * *

Впервые за несколько дней Маша и Миша вышли с княжьего двора и прошлись по городу. Пожалуй, это уже можно было назвать городом, хоть и очень маленьким. Князя распирало от гордости, когда он показывал свои владения.

— Град дубов! — гордо говорил он, обводя рукой те самые толстенные стены Кремля, которые поразили ребят в самом начале. — И храмы белокаменные!

Мишка с Машей смотрели во все глаза. Теперь, пока еще не выстроили многоэтажек и небоскребов, церкви с белоснежными стенами гордо возвышались и над городскими стенами, и над деревянными домами. Некоторые из храмов еще не были закончены, и к ним тянулись обозы с кусками белого камня. Впрочем, тянулись не быстро, завязая в грязи.

— Думаю и стены из камня поставить, — сообщил князь и тут же нахмурился. — Ну, или не я… Может, внуки мои. Но стена белокаменная нужна.

— Белокаменная… — как завороженный повторил Мишка. — Вот почему она Белокаменная.

Калита бросил на него настороженный взгляд, и Маша поспешила объяснить:

— Это он… то есть святой Петр говорит, что в будущем Москву будут звать Белокаменной. И говорит, что город ему нравится.

— Конечно, нравится, — усмехнулся князь. — Вместе думали, как его обустроить.

Мишка сердито надулся и ткнул Машу в бок. Чего только влезала?!

— Да я не ему град кажу, — продолжил Калита, словно бы и не заметив Мишкиного тычка, — а вам. Вы ведь издалече…

Тут он замолчал, словно приглашая гостей к рассказу о себе, но те прикусили язык и сделали вид, что намека не поняли. Тем временем они пришли на городскую площадь.