Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945 - Отто Дитрих

Час спустя Гитлер стоял на одиноком холме недалеко от Мюнстерейфеля перед своим маленьким, замаскированным бункером, с нетерпением ожидая первых докладов о бомбардировке бельгийского форта Эбен-Эмель и действиях парашютных десантов на мосту Мердийк и в голландских фортах. Из этого «Орлиного гнезда», первой из его ставок, Гитлер с самого начала управлял Западной кампанией. Отсюда он совершил первую поездку на фронт, посетил штаб корпуса в бельгийском городе Бастоне, где спустя четыре с половиной года захлебнулась его попытка прорваться к Маасу; и здесь он получил доклады о битвах в Брюсселе, Генте, Лилле и Дюнкерке. Новость о взятии Парижа и требовании французской армии о перемирии дошла до него в его второй ставке на западе, возле Рокроя.

Рано утром 23 июня он на два часа посетил Париж. Фактически неузнанный, он объехал весь город, специально остановившись у могилы Наполеона. Концом Западной кампании он руководил с одной из вершин Шварцвальда, своего «Сосняка» – небольшой группы бункеров между соснами к западу от Фрейденштадта. Отсюда, следуя за передвижением своих войск, он пересек Рейн по направлению к Страсбургу и направился к Вогезам. 27 июня в его присутствии в Компьене было подписано перемирие с Францией.

Гитлер начинал чувствовать себя хозяином Европы. Однако после воздушной битвы над Англией он не осмеливался совершать броски через Ла-Манш. Ему в голову приходили и другие соображения, но я не верю, что они в конечном счете повлияли на его решение напасть на Англию. Поразительная быстрота захвата Франции не дала ему достаточно времени сделать все необходимые приготовления к столь решительному шагу. Гитлер полагал, что успех совершенно невозможен. Поддерживать хрупкий «мост кораблей» против английских военно-морских сил становилось все труднее, да и на море было слишком опасно. Он не хотел рисковать победой на континенте.

Канун нового, 1940 года он провел в Оберзальцберге, в Берхтесгадене, и здесь в полночь произнес тост за окончательную победу в наступающем году.

Гитлер-военный поднялся на вершину лестницы, которую сам же соорудил. Тремя победоносными кампаниями он снискал себе репутацию военного гения и удивительно успешного военачальника. Даже если не принимать во внимание удачу и преимущества немецкой армии в техническом оснащении, остается немало достижений, оправдывающих эту репутацию. Его методы основывались на молниеносных прорывах бронетанковых войск, за которыми следовало окружение и уничтожение врага. Но этот же стратегический и тактический принцип, принесший ему военную славу, и погубил его. Ведь, как командир, Гитлер не знал никакой другой стратегии; это был единственный известный ему способ победить противника. В течение трех лет он успешно использовал его, пока после поражения под Сталинградом ему не пришлось занять оборонительную позицию. Потеряв военное преимущество на земле и в воздухе, он потерял также и инициативу.

Стратегия Гитлера годилась только для наступательной войны. Но он упорно цеплялся за нее, уже перейдя к обороне, и вообще неоднократно требовал применять ее в неподходящих условиях. В этом он оставался верным своей старой привычке: когда ему что-то удавалось, он повторял этот маневр снова и снова. Этот человек, всегда умевший говорить и никогда не умевший слушать, вспыльчивый, навязывавший другим свою волю, диктаторски подавлявший мнения, не совпадавшие с его собственным, неизбежно обнаружил все слабости своей натуры, лишившись абсолютной власти и физического превосходства. Он был неспособен приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам. Успешный стратег в наступательной войне, полностью растерялся, когда был поставлен перед необходимостью перейти к обороне.

Гитлер не обладал генеральским умением создать гибкую оборону, чтобы вымотать врага, а потом предпринять успешное контрнаступление. Именно так поступил Фош летом 1918 года, такова же будет тактика русских под Сталинградом. Но Гитлер упорно оборонялся, отчаянно цепляясь за свои позиции, какими бы опасными они ни были. Вместо того чтобы вовремя отвести свои войска, перегруппировать их с целью сохранения и приготовить новый сюрприз неприятелю, внезапно появившись из-за недавно сданных врагу оборонительных позиций, он приказывал укреплять позиции с обоих флангов. Затем он бы бросил безнадежно окруженные войска, теша себя смутной надеждой, что позднее сможет выручить их или воспользоваться укрепленными позициями как плацдармом для нового наступления.

Основываясь на успехах первых трех лет войны, в последние три года, когда положение круто изменилось, Гитлер переоценивал собственные силы и недооценивал силы противника. А поскольку он не умел уступать даже маленького клочка земли, в итоге терял все.

Гитлер руководил Балканской кампанией в апреле 1941 года из своего штаба в специальном поезде на железнодорожной станции Менихкирхен, к югу от Винернейштадта. Крит и наступление против России летом этого же года, казалось, утвердили его репутацию военного гения.

Я не знаю, кто составлял планы летней кампании в России и соответствовало ли их исполнение первоначальному плану. Из разговоров на эту тему, которые мне довелось услышать, я понял только одно: Гитлер недоволен переносом центра тяжести с южного направления, которое он считал гораздо более важным, чем центральное и северное. Я знаю, что он винил в этом переносе Генеральный штаб. Во всяком случае, вскоре после начала этой авантюры он понял, что продвижение идет гораздо медленнее, чем он надеялся. Он ожидал блицкрига в русских степях; ничего подобного не произошло. Впоследствии, обдумывая причину неудачи, Гитлер часто заявлял, что начало кампании против России было отложено на шесть недель из-за вмешательства в войну на Балканах. Именно этих шести недель, утверждал он позже, ему не хватило осенью; иначе он бы разгромил Россию до начала суровой зимы.

После двух крупных сражений, под Вязьмой и Брянском, он считал, что уничтожил костяк русской армии. Это было фантастическим непониманием силы и упорства противника и полным непониманием территориальной и климатической ситуации. Он был убежден, что дорога на Москву для его бронетанкового корпуса открыта и что настоящий решительный удар уже нанесен. Окружавшие его военные поддерживали его в этом заблуждении. Передавая эту информацию на пресс-конференции в Берлине, я совершил грубую ошибку, которая не пошла на пользу моей репутации журналиста. Но заявление, которое я передал прессе, исходило непосредственно от Гитлера, как Верховного главнокомандующего вооруженными силами. Учитывая, какую сенсацию вызвало это заявление, я расскажу эту историю полностью.

Давая публике информацию о проводимых наступлениях, Гитлер зачастую бывал излишне сдержан, чтобы малейшим намеком не выдать врагу численность своих войск, направление удара и цель операции. Многие немцы тогда этого не понимали. Но именно такую политику он проводил в начале октября 1941 года, хотя на Восточном фронте полным ходом шли крупные сражения. 9 октября – его штаб в то время располагался в лесу близ Мазурских болот, – выходя из комнаты, где на совещании обсуждалась сложившаяся ситуация, он позвал меня. Настала пора, сказал он, возместить прессе недостаток информации. Сейчас людей можно информировать о недавних операциях, которые проводились в строгой тайне. Он велел мне зайти к нему через полчаса.