Кровь и серебро - Соня Рыбкина

– Я не надеялся уже, что увижу тебя хотя бы раз, – сказал дочери князь Хогард.

Он и вправду был вне себя от счастья при встрече, до которой не чаял дожить. Однако дочь теперь была другой – что-то в ней появилось новое, далекое, чуждое ему и всему его окружению; какое-то иное выражение приобрело ее пышущее радостью лицо, нечто незнакомое мелькало в ее движениях, в ее спокойной речи, в нежной улыбке. Да и сама Морена чувствовала себя чужой в отцовском доме. Чародейство никогда не свершалось в этих крепких, толстых стенах, не имело здесь власти, не витало в воздухе, как в чертогах колдуна, и Морене было неуютно, как бывает неуютно в гостях, где, несмотря на самый теплый прием, никогда не может быть ощущения дома. Она долго разговаривала с братом – он предпринял еще путешествие в соседнее господарство и заключил союз, выгодный для Златоградского княжества; Морена радовалась его успехам на этом поприще, но не без грусти отмечала, что даже терем ее, в котором она провела столько беззаботных дней своей юности, больше не принадлежал ей по-настоящему.

Ближе к ночи, ложась в свою широкую, мягкую постель, она долго не могла уснуть и все думала о том, как далеко сейчас находится ее муж. На удивление, сон ее был крепок, хотя ей и удалось окунуться в него только ближе к рассвету; ее не одолевали ни счастливые видения, ни тревожные образы, только чернела огромная, зияющая пустота. Семь дней тянулись медленно; Морена старалась развлечь себя пиршествами, танцами, долгими беседами с отцом и братом и отказывалась признавать, что отчаянно тоскует по своему новому дому. На восьмой день, утром, муж должен был прибыть за ней.

…Когда Морена проснулась, ей показалось, что она все еще спит, настолько обстановка вокруг отличалась от привычного терема: простые деревянные стены, на удивление не пропускающие холода, небольшая деревянная кровать, стол, два стула, узкий ковер на полу – в комнате больше ничего не было. Морена села на постели, приговаривая, что это лишь дурной сон – и вот сейчас он наконец развеется, но сон не думал кончаться, потому как это была действительность.

Морене захотелось кричать от ужаса, но она сдержала этот неблагоразумный порыв; важно было узнать теперь, где она и как сюда попала. Долго ждать ответа ей не пришлось – за дверью раздались тяжелые, мощные шаги; княжна вся сжалась, по голову закуталась в покрывало. Она ожидала кого угодно: врагов своего отца, жаждущих его земель; товарищей брата, которые вместе с ним решили вдруг пошутить над ней самым подлым образом… Впрочем, на брата это не было похоже – какие бы забавы ни развлекали их раньше, он никогда не поступил бы с ней так, а враги были достаточно наслышаны о ее замужестве. И вот дверь распахнулась – вошел северный господарь. Морена узнала его мгновенно; никогда в жизни она не забыла бы этого страшного человека, еще на пиру произведшего на нее гнетущее впечатление.

– Ну здравствуй, княжна златоградская, – сказал он, противно оскалившись, и опустился на стул недалеко от ее убежища. – Хотя вряд ли тебя можно еще так называть; вся ты теперь колдовством пропитана, да разве только есть в этом какой-нибудь толк? Ни одного заклинания не ведаешь, ничего не смыслишь в чародействе – и мужа своего, так и знай, уберечь тебе не удастся.

– Что тебе нужно от меня, господарь? – спросила Морена, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более спокойно. – Зачем похитил из батюшкиного дома?

– Пообещал я князю, батюшке твоему, что вызволю тебя из рук проклятого ведуна; если бы знала ты, какой путь мне пройти пришлось, чтобы приблизиться к выполнению этого замысла.

– Ты не посмеешь и прикоснуться к нему! – зло воскликнула княжна. – Что можешь ты, северный господарь, против мужа моего?

– Вот как, значит, люб он тебе, – усмехнулся Марил. – Околдовал тебя, очаровал, заманил в свои сети, а ты, простодушная девица, повелась на его ласки да речи сладкие.

– Не думай, что словами этими ты можешь повлиять на мои чувства, господарь. Все было решено давным-давно силами высшими.

– А рассказал ли тебе колдун Хильдим про меня? Рассказал, кто я таков на самом деле?

Морена молчала.

– Хорошо, княжна, не говори ни слова и продолжай думать только о праведности своего мужа. Знала бы ты, что он отнял у меня силу колдовскую, что это из-за него я потерял все, что имел; из-за него умер мой отец, которого я не успел спасти, из-за него сошла с ума мать, будучи не в силах наблюдать мое отчаяние. Из-за Хильдима я возненавидел все племя колдовское; тщетно пытался я истребить это племя, потому как не хотел, чтобы на земле оставались люди, обладающие тем, что отняли у меня.

– Ты прав, господарь, Хильдим не рассказывал мне о тебе, зато не преминул поведать о чародее, который заколдовал на долгие века маленького садовника Альдо, а сад его превратил в ледяное яблоневое кладбище.

– Заносчивый мальчишка заслужил это! – снова оскалился Марил. – Слишком уж гордился он своей особенной силой.

– А разве ты отличался от него, господарь? Разве не гордился ты своим даром? Нет, должно быть, не в этом крылась причина твоего деяния, а лишь в зависти черной, что сковала тебе сердце. По заслугам получил ты за страшный поступок, и я не могу винить Хильдима в том, что он решил забрать у тебя способность колдовать – и наказывать за особые умения других невинных чародеев. Увы, не ведал он, что, потеряв силу, ты окончательно превратишься в чудовище.

Марил ничего не ответил. «Девчонка права, – подумал он. – Но это не помешает мне расквитаться с Хильдимом».

– Скоро объявится твой благоверный; посмотрим, кто из нас двоих более жить достоин, – сказал он. – Найдет он тебя быстро; связь вашу теперь никто расторгнуть ни в силах.

Морене показалось, что он хранит какую-то тайну, не известную ни ей, ни мужу – и тайна эта могла погубить Хильдима.

Действительно, явившись в златоградские хоромы и не обнаружив там жены, колдун пришел в ярость. «Неужели сбежала, – подумал он, – хороша красавица!»

Но нет, оберег по-прежнему теплился у него на шее; не просто так пропала Морена. Хильдима провели в ее опустевшую опочивальню, где он повелел оставить его в одиночестве; князь Хогард, до сих пор испытывающий страх перед зятем и ужас от вторичной потери дочери, не посмел ему возразить. Оказавшись один, колдун вспорол себе запястье висевшим у него на поясе кинжалом; крупные капли одна за другой опустились на пол. «Проведите меня к ней», – прошептал он, и капли потянулись из опочивальни в залу, а затем и прочь из дому, в лес.

Морена почувствовала приближение Хильдима, и сердце ее болезненно сжалось – что было уготовано ему здесь Марилом? Почему северный господарь был так уверен в своей победе? Когда Хильдим вошел в избу и увидел Марила, глаза его заметали молнии.

– Как хитер ты, однако, – произнес он, – решил выманить меня из моих чертогов, похитив Морену! Что задумал ты на этот раз, господарь? Или недостаточно тебе было прошлого нашего поединка?

– А разве не ощущаешь ты, что сила моя ко мне вернулась? – взгляд Марила был полон торжества.

Из простых ножен он вынул тот самый серебряный меч; Хильдим, увидев его, пошатнулся и побледнел.

– Вижу, ушел твой запал, – продолжал Марил, – будто и не бывало. – Что ж, ежели не трус ты, выйдешь со мной на бой; быть может, тебе и удастся доказать свое превосходство, но я очень в том сомневаюсь.

Морена с ужасом слушала их беседу.

– Добыл ты его, однако, – усмехнулся колдун, хотя лицо его все еще хранило мертвенный оттенок. – Что заставило тебя ждать двадцать лет, чтобы отправиться на поиски меча? Я уж было подумал, разуверился ты в старых сказках.

– Ты знаешь, Хильдим, что меч возвращает силу лишь тому, кто жаждет заполучить его, руководствуясь благими намерениями;