Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу

Рокфеллеру повезло, он вложил деньги в тот самый момент, когда медицинские исследования вызревали как дисциплина и предлагали безграничные возможности. Вероятно, ни один другой благотворительный проект титана не имел такого безоговорочного успеха. Подчиняясь практике разделения труда, Эндрю Карнеги уступил медицину Рокфеллеру. Когда к нему однажды подошли по поводу строительства медицинских учреждений, он хитро улыбнулся и сказал: «Это специальность господина Рокфеллера. Идите к нему»28.

Десятилетиями выдерживая многочисленные оскорбления, Рокфеллер и его окружение были рады, возможно, даже слегка удивлены, чистейшей похвале, которая досталась РИМИ. Гейтс буквально светился от удовольствия: «Тончайший слух едва ли различит хотя бы одну неблагозвучную ноту»29. Прося денег для РИМИ, Младший заметил отцу, что «ни один из Фондов, которые ты основал, не пользуется у публики в целом такой известностью и не свободен от критики так, как Институт. Поэтому я считаю, что крупные суммы денег, в каком-то смысле безопаснее вложить туда, чем в другие сферы»30. Гейтс развил эту тему, говоря, что через медицинские исследования деньги Рокфеллера помогают всем на земле и что «ценности медицинского исследования самые всеобъемлющие, это самые глубокие и важные ценности для всех, живущих в мире»31. Как мог Рокфеллер, долго являясь мишенью почти всеобщих оскорблений, не принять эту новую роль благодетеля человечества? Его пожертвования отражали и его собственную одержимость долголетием. Швейцарский психоаналитик Карл Юнг встретился с Рокфеллером в 1912 году и записал свои впечатления: «Он почти исключительно обеспокоен здоровьем своего тела, думает о различных лекарствах, новых диетах и, возможно, новых докторах!»32

В своем окружении Рокфеллер столкнулся с одним громогласным критиком РИМИ: приятелем по гольфу и другом доктором Гамильтоном Ф. Биггаром, сторонником гомеопатии. Биггар, доктор старой школы из маленького городка, имел привычку на разные разглагольствовать: «У нас слишком много лабораторий и недостаточно практики у кровати больных»33. Отчасти из-за Биггара Рокфеллер воспротивился слиянию Чикагского университета с аллопатическим Медицинским колледжем Раша. Под влиянием Биггара Рокфеллер чуть не отказался выдать чек на пятьсот тысяч долларов на восстановление Медицинской школы Университета Хопкинса, когда ее частично уничтожил пожар в 1904 году – просто потому, что школа не признавала гомеопатию. Гейтс отмахнулся от работы Самуэля Ганемана, немецкого основателя гомеопатии, назвав ее «дикими фантазиями дурака, ставшего лунатиком», – и обнаружил, как сложно переносить пережитки веры Рокфеллера в то, что сам Гейтс считал устаревшей медициной34. Хотя он отчасти умалчивал о собственном твердом мнении по предмету, настоящей целью Гейтса было нанести смертельный удар по гомеопатам – закрыть их медицинские школы, изгнать их из медицинских обществ и лишить их практики в лечебных учреждениях – и расчистить путь научной медицине. Гейтс считал Биггара если не шарлатаном, то, по крайней мере, ископаемым и опасался его попыток подорвать РИМИ с тыла.

В какой-то момент противники вивисекции подняли шум об экспериментах в РИМИ, и Биггар бросился в драку, жалуясь Рокфеллеру на жестокость по отношению к лабораторным животным. Тогда Гейтс решил навсегда лишить Биггара влияния. Он обрушился на гомеопатов в нескольких язвительных памятных записках Рокфеллеру: «Ни доктор Биггар и ни один из его друзей гомеопатов не говорили вам, и поэтому, я думаю, следует вам сообщить, что гомеопатия быстро вымирает в этой стране». И то же касается аллопатии: «Обе медицинские школы уходят на заре научных исследований. Обе неправы. Теории обоих полностью разбиты за последние двадцать пять лет»35. В первой версии письма, так и не отправленного, Гейтс высказывался еще более прямолинейно. «Доктор Биггар не следит за прогрессом медицины и продолжает блуждать в сумерках двух или трех поколений назад»36. Из уважения к партнеру по гольфу Рокфеллер не признавал эти записки.

По иронии судьбы, Рокфеллер сохранил такую веру в гомеопатию даже тогда, когда финансировал самое передовое учреждение по медицинским исследованиям в мире. Периодически у него начинались приступы раздражения, и он слал письма о необходимости спасти гомеопатию, но эти вспышки быстро проходили. Своей филантропией Рокфеллер сделал больше чем кто-либо для уничтожения гомеопатии в Америке, и в итоге он оказался не в силах остановить научную революцию, которую он сам в значительной степени привел в движение.

В целом Рокфеллер выделил исследовательскому институту шестьдесят один миллион долларов. К 1950-м годам он породил такое количество подражателей, что ему было необходимо сменить направление. Институт преобразовался из исследовательского центра в специализированный университет, предлагающий только докторскую степень и стипендии на исследования. Его название было официально изменено на Рокфеллеровский университет в 1965 году Список преподавателей стал плотно насыщен лауреатами Нобелевской премии, и к 1970-м годам их было шестнадцать. Для сына бродячего торговца сомнительными препаратами это был самый невообразимый подвиг. Самая величественная похвала влиянию Рокфеллера в этой сфере пришла от Уинстона Черчилля, который написал незадолго до смерти Рокфеллера:

«Когда история вынесет свой окончательный приговор Джону Д. Рокфеллеру, вполне возможно, что его вклад в научные исследования будет признан вехой в прогрессе человечества. Впервые наука получила направление; стали возможны длительные эксперименты большого масштаба, а над теми, кто ведет их, не нависает тень финансовой катастрофы. Сегодня наука не меньше обязана щедрости и прозорливости богатых людей, чем искусство Ренессанса обязано покровительству пап и государей. Из этих людей Джон Д. Рокфеллер первый»37.

В апреле 1901 года специально организованный поезд, набитый миллионерами, отправился от Манхэттена и двинулся вдоль восточного побережья в десятидневное путешествие по негритянским колледжам на Юге, многие из них финансировались деньгами Севера, завершившееся конференцией по образованию в Уинстон-Сейлеме, штат Северная Каролина. Поезд вез так много заметных членов высшего общества Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии, что пресса уничижительно обозвала его «Специальным миллионерским». Показная экскурсия была детищем магната универсамов Роберта К. Огдена, соратника Джона Уонамейкера. Уверенный, что «Божественная воля требует» «улучшения человечества», Огден сочетал евангелическую веру со страстью к публичности продавца1. Он надеялся привлечь внимание к печальному состоянию школ на Юге и заключить альянс между филантропами янки и южными реформаторами, залечив конфликты, оставшиеся после Гражданской войны и приведя экономическое развитие Юга в соответствие с Севером.

В одном пассажире, двадцатисемилетнем Джоне Д. Рокфеллере-младшем, путешествие зажгло огонь, ярко горевший до конца жизни. Сражаясь с этическими противоречиями в «Стандард Ойл», он, должно быть, изголодался по чистоте общественной деятельности. Младший вел жизнь, строго ограниченную частными школами, поместьями и Бродвей,26, и приветствовал непосредственное столкновение со срочными социальными проблемами. Поезд катился по Югу пропитанному законами Джима Кроу и взрывающемуся постоянными вспышками расового насилия. Статистика грамотности сообщала печальную историю заброшенности школ. Неграмотными были четыре и шесть десятых процента всего американского населения, а на Юге процент неграмотности взмывал до двенадцати процентов для белых и до пятидесяти – для негров. Образовательная реформа едва проникла в сельские внутренние районы негритянских общин, и бедные школы шокировали образователей с Севера. Единственным южным штатом, принявшим закон об обязательном посещении школы, был Кентукки, притом что такие законы почти универсально действовали на Севере. И пока богатые филантропы выходили на остановках у показательных заведений для негров – Институт Хамптона в Виргинии, Нормальный и промышленный институт Таскиги в Алабаме, рокфеллеровская Семинария «Спелман» в Атланте – путешествие имело свои вдохновляющие интерлюдии. «Поездка стала для меня чередой открытий, – сказал Джон репортерам по возвращении. – Таскиги был особенно интересен. Господин [Букер Т.] Вашингтон – поистине примечательный человек. Его школа ведет прекрасную работу для расы. Я рад, что поехал»2. Младший описал путешествие Огдену, как «самый поучительный опыт в моей жизни»3. В восторженном настроении он сел и написал отчет о ней отцу.