Клинок Тишалла - Мэтью Стовер

Эта звезда…

Она помнила, как смотрела на бога Ма’элКота в яростной битве, которая случилась семь лет назад в небесах над стадионом Победы. В тот момент она могла уничтожить его – река пела с неописуемой силой. Но ценой победы стала бы гибель десятков тысяч его Возлюбленных Детей, миллионов деревьев, трав, рыб и выдр – всего живого, что создавало песню реки. Ради этого бесчисленного множества она предложила ему свою жизнь и жизнь Хэри.

Все эти годы она винила Кейна в том, что он отвернулся от нее. «Но это я предала его. Он был для меня менее важен, чем существа, которых я никогда не видела и которые никогда не знали обо мне. Могу ли я говорить, что любила его?» Быть может, любовью богини – любовью, которая лелеет все жизни одинаково, но ни одну из них в частности. «В споре богини и женщины я оказалась слабой богиней и никудышной женщиной».

Теперь она предстала перед новым выбором: полностью противоположным первому. Она могла принять предложенную руку – пойти на сотрудничество и остаться в живых. В этом случае Пэллес спасла бы не только миллиарды людей на Земле, но и собственную дочь. И все же она не соглашалась.

Не могла.

Не могла забыть, что они сделали с Верой. Не могла поддаться их шантажу. Не могла стать сообщницей в насилии над своей дочерью. В конечном счете не могла сделать то, что ей говорили.

Потому что они были ей омерзительны .

Озарение нахлынуло на нее. В новом свете она увидела резон, который удерживал ее от рабского согласия.

Это был Райте.

Она изменила его тело, но и тело изменило ее. Оно дало ей средство, благодаря которому ее воля могла выражать себя. Оно повлияло на ее мнение о себе и образ мышления. Она стала не такой, какой была прежде. Она стала более человечной. Более похожей на Кейна.

В Райте тоже горела звезда.

Ей вдруг стало ясно, почему Хэри так рассердился, когда она попросила его забыть о своем несчастье и поплыть вместе с рекой. Она с изумлением подумала: «Наверное, если бы естественно было быть счастливым, люди не были бы так многообразно несчастны».

– Это только рефлекс, милая девочка. Воздействие тела, которым ты обладаешь. Если ты возьмешь себе другое тело, твой ответ изменится .

– Это тело – мое тело. Ответ, который ты слышал, даю я.

– Ставки слишком велики, чтобы решать исход партии случайными факторами биологии .

– Велики? Тогда, я думаю, ты можешь назвать свои уговоры… – она зло усмехнулась, – …неудачными.

Она снова спроецировала «Рим» слепого бога – райский город-мир, простершийся на все Поднебесье. Ее всевидящее око парило в небесах и погружалось в скопления белых сияющих зданий – через улицы и реки города, через парки и сады, мимо прудов и деревьев, мимо спальных районов и трущоб. Она осматривала территорию будущего слепого бога.

– Что ты ищешь?

Пэллес встречала пекарей и мясников, писцов и мусорщиков, фермеров и сборщиков урожая, учителей, рассказчиков, играющих детей и ласковых влюбленных. Она находила извозчиков и бондарей, каменщиков и мельников, домохозяек, гончаров, стекольщиков и кузнецов. Она видела людей, которым было уготовано спасение.

– Что? Что ты ищешь?

– Я ищу белую звезду.

– Не думай о красоте. Красота – это искус. На кон поставлены людские жизни. Лучше позаботься о детях.

«Один мудрец как-то сказал мне, – подумала она, – что сострадание достойно восхищения среди смертных. И, наоборот, у богов оно считается слабостью».

– Неужели ты готова уничтожить род людской ради одного человека?

– Нет, полагаю, не готова.

В ее сердце медленно росла и зрела уверенность. Ее убежденность уже накрыла деревья в новорожденных джунглях Анханы.

– Но кто отделит одно от другого?

– Либо ты служишь жизни, либо смерти.

– Какому типу жизни? Это вопрос не жизни и смерти, а спор между Кейном и тобой. Как ты думаешь, на чьей я стороне? Он нравится мне больше.

– Кейн – зло. Ты видела его преступления и знаешь истину .

– Другой мудрец сказал однажды, что если кто-то начинает говорить о добре и зле, то следует подальше припрятать свой кошелек.

Она почувствовала, как на нее накатило тихое смирение.

– Если ты не с нами, значит, против нас. – В голосе говорящего прозвучала будто никому не адресованная угроза.

Она потратила одно бесконечное мгновение на проверку своих страхов и надежд. Среди них было несколько старых, но ни одного нового.

– Пусть будет так.

Наступила долгая пауза. Пауза тяжелых размышлений. Затем слепой бог сказал:

– У нас твоя дочь .

– Это ваше единственное оружие, – холодно ответила Пэллес – так же холодно, по-зимнему, светилась звездочка Райте. – Вы не посмеете ей навредить.

– Возможно , – согласился слепой бог. – Но тебе…

Еще как посмеем.

В другой вселенной, сидя в зеленоватом сиянии электронных экранов, на которых худощавый юноша с мечом в руке брел по поверхности реки, существо, бывшее некогда Ма’элКотом, проворчало:

– Так будет лучше.

Тело, принадлежавшее прежде Артуро Коллбергу, ответило:

– Гораздо интереснее.

– Забавнее. Как в клинике трудяг.

– Да.

– Ага.

И они прошептали хором:

– Жаль, что Кейн не видит, как мы насилуем его жену.

В этот миг Пэллес Райте начала умирать.

На всей территории Анханы цветущие деревья, травы и растения поникли, завяли и сомлели. Их листья и цветы стали исходить зловонным липким соком. Эта черная густая жидкость источала химический запах кислоты, металла и горелого масла. Там, где она капала на камни или стекала по дереву, оставались выжженные пятна и полосы. Плющ, прежде поднимавшийся к крыше дворца Колхари, пожух и покрылся черной нафтой. Пшеница, которая проросла сквозь брусчатку улиц, засохла и полегла. Попадая в реку, масло убивало рыбу и тростник. В конюшнях, где овсяные закрома превратились в цветущие сады, вязкая жидкость стекла с губ напуганных лошадей, и те фыркали, блевали черной массой и били копытами.

Черное масло жгло Пэллес Райте. Оно сочилось по коже. Ожоги надувались волдырями, чернели и лопались, изливая собственное масло, которое снова обжигало и все глубже въедалось в плоть. Пэллес вышла из гниющей осоки и, вернувшись в реку, окунулась в воду. Но она не могла избавиться от кислоты. Черное масло было не на коже. Оно проникло внутрь. Оно жгло изнутри.