Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

– Никто. Просто иду мимо.

– Вот как? – Рябой с ухмылкой глянул на своих дружков и обнажил меч. – Так знай, что эта комната наша, и за проход здесь платят пошлину.

– Пошлину, – прошипел второй наемник в кирасе, с угрожающим, как ему наверняка думалось, видом.

Оба шагнули навстречу Шенкту. Мальчик неохотно двинулся следом.

– И что у тебя есть для нас? – спросил рябой.

Шенкт встретился с ним глазами и дал ему шанс.

– Ничего такого, что вам понравится.

– Это уж нам судить. – Взгляд наемника остановился на рубиновом перстне на руке Шенкта. – Как насчет колечка?

– Не мое, не могу отдать.

– Значит, наше, и мы можем взять. – Они приблизились, и рябой наставил на Шенкта меч. – Руки за голову, ублюдок, и на колени.

Шенкт нахмурился.

– Я не встаю на колени.

Три мухи, жужжа, замедлили полет и зависли в воздухе почти неподвижно.

Медленно-медленно плотоядная ухмылка рябого сменилась оскалом.

Медленно-медленно его рука отвела меч для выпада.

Шенкт, обойдя клинок, глубоко вонзил наемнику в грудь ребро ладони. Отдернул руку, вырвав при этом кусок плоти с ребрами, который отлетел кверху и шлепнулся в потолок.

Затем отвел меч в сторону, схватил второго за кирасу и швырнул в стену. Голова того при ударе смялась, кровь брызнула с такой силой, что капли ее усеяли золоченые обои от пола до потолка. Вызванное полетом тела движение воздуха захватило мух, те закружились по спирали. Треск раздробленной кости слился с шипением крови, что била струей из разорванной груди первого наемника прямо в мальчика, стоявшего с разинутым ртом. И время возобновило свой обычный ход.

– Женщина, из-за которой твой друг потерял ложки… – Шенкт стряхнул с руки несколько капель крови, – …Меркатто?

Мальчик молча кивнул.

– Куда она пошла?

Тот перевел вытаращенные глаза на дальнюю дверь.

– Хорошо. – Шенкту и хотелось бы проявить доброту. Но мальчишка мог убежать и вернуться с подмогой, а это означало лишние затруднения. Иногда необходимо отнять одну жизнь, чтобы спасти несколько других, и в такие моменты сентиментальность только вредит делу. То был один из уроков бывшего учителя, который Шенкт никогда не забывал. – Прости меня.

Указательный палец с треском вошел по самую костяшку в лоб мальчика.

* * *

Они с боем продвигались по кухне, всеми силами стараясь убить друг друга. В планы Трясучки это не входило, но теперь в нем вскипела кровь. Балагур встал на пути и должен был убраться на хрен, только и всего. Этого требовала гордость. Трясучка был лучше вооружен, имел щит, и руки у него были подлиннее. Балагур же оказался верток, как угорь, и хладнокровен, как сама стужа. Отступал, уклонялся, сам не атаковал, но и подойти не давал. Из оружия у него имелся только тесак, но Трясучка знал, что им одним Балагур положил людей изрядно, и не собирался добавлять к списку свое имя.

В очередной раз увернувшись от топора, бывший арестант метнулся вперед и рубанул тесаком. Трясучка, отбив удар щитом, им же толкнул Балагура так, что тот отлетел и наткнулся спиной на стол. Раздалось металлическое бряцанье. Трясучка ухмыльнулся и увидел, что стол завален ножами. Ухмылка пропала. В следующий миг Балагур схватил один из ножей и замахнулся. Трясучка нырнул за щит, услышал стук вонзившегося в дерево острия. Выглянул из-за края и увидел другой нож уже в полете. Тот задел железный обод щита, отскочил и лишь слегка царапнул Трясучке щеку. Балагур метнул третий.

Служить для него тренировочной мишенью Трясучка не собирался. Он с ревом ринулся в атаку, выставив перед собой щит. Балагур отскочил с дороги и перекатился через стол. Топор цели не достиг, ударил в столешницу, отчего подпрыгнули все ножи. Трясучка, не дожидаясь, пока противник восстановит равновесие, вновь атаковал, свирепо тыча вперед щитом, размахивая топором, тараща единственный глаз и рыча. Кругом звенели, разбиваясь, блюда и бутылки, сыпались с полок котелки. Грохнувшись на пол, разлетелся кувшин с мукой, и в воздухе повисло белое слепящее облако.

Тропой опустошения, которую оставлял за собой Трясучка на этой кухне, мог бы гордиться сам Девять Смертей. Но враг уклонялся и отскакивал, отмахиваясь ножом и тесаком, и никак его было не достать. К тому времени, когда они прошли всю кухню, результатами страшного боевого танца были лишь кровоточащий порез на плече Трясучки да красное пятно на лице Балагура, куда угодил разок край щита.

Бывший арестант остановился в двух шагах от лестницы, что вела наверх. Настороженный, выжидающий, с ножом и тесаком наготове. На блестящем от пота лице его виднелось еще множество мелких синяков и царапин. Следы падения с балкона и с лестницы, конечно. Трясучке так и не удалось нанести ему ни одного внушительного ранения. И наполовину конченным Балагур явно не казался.

– Поди сюда, гадина хитрая! – прошипел Трясучка. Рука, намахавшаяся топором, ныла от кончиков пальцев до плеча. – Дай уже тебя прикончить.

– Сам поди сюда, – прорычал в ответ Балагур. – Дай уже прикончить тебя.

Трясучка пожал плечами, вытер рукавом кровь со лба. Покрутил головой, разминая шею.

– Ну… держись… тварь!

И снова ринулся вперед. Его не требовалось просить дважды.

* * *

Коска хмуро глянул на свой нож.

– Если я скажу, что собирался всего лишь почистить им апельсин, каков шанс, что ты мне поверишь?

Виктус усмехнулся, и Коске поневоле подумалось, что он не встречал еще человека с более коварной усмешкой.

– Сомневаюсь, что поверю хоть единому твоему слову. Но не беспокойся. Больше ты ничего не скажешь.

– И почему это человек с заряженным арбалетом вечно начинает злорадствовать? Нет, чтобы сразу выстрелить.

– Потому что злорадствовать весело. – Виктус, не сводя самодовольного взгляда с Коски, не шелохнув даже кончиком блестящей арбалетной стрелы, поднял свободной рукою свой бокал и осушил его одним глотком. – Уф… – Высунул язык. – Черт, ну и кислятина.

– Слаще все же, чем мое положение, – пробурчал Коска. – Надо думать, капитан-генеральское кресло станет теперь твоим?

Обидно. Он только начал заново к нему привыкать…

Виктус фыркнул.

– На кой мне это дерьмо? Не больно-то много счастья принесло оно прежним задницам, что на нем сидели. Сазину, тебе, Меркатто, Верному и снова тебе. Кто-то из вас помер, кто-то чуть не помер. А я, стоя все это время сзади, сделался куда богаче, чем заслуживают грязные ублюдки вроде меня. – Он поморщился, положил руку на живот. – Нет уж, найду какого-нибудь другого идиота… пусть сидит тут и делает меня еще богаче. – Снова поморщился. – Да что же это за дрянь такая! Ох! – Качнулся на стуле, схватился за край стола. На лбу вздулась толстая вена. – Что ты мне подсунул, старый мерзавец?