Война за океан - Николай Задорнов

— Полагаю, что, придя в Аян, генерал по какой-то причине послал шхуну на Камчатку. Судьба ее все время заботила Николая Николаевича. Видно, на Камчатке тяжелые бои. У меня такое чувство, что зря ведем «Палладу» и зря «Диана» сейчас снаряжается в Японию, когда надо было всеми силами выручать Камчатку. Тысяча матросов, два фрегата!

— Теперь уже поздно! — ответил Уньковский.

Перед Невельским вытянулись Еткун и Араска — оба в полинялых матросских рубахах, помытые и причесанные.

— А я искал вас и ругал. Здорово, Араска! Как так, Еткун, ведь я велел вам ожидать?

— Моя теперь не Еткун! — отвечал гиляк.

— Он у нас крестился, Геннадий Иванович, — стал объяснять Уньковский.

— Моя кресный отец есть русский молодой парень. Моя старик — сын, а ево молодой — все равно отец! Моя теперь Можайский, а фамилия — Александр!

— Только наоборот, Александр — имя, а Можайский — каль[121], — отвечал Невельской.

— Нету! Своя каль не бросаем.

— Потеха с ним! — сказал Уньковский.

Невельской заметил, что судно идет хорошо.

— Без адмирала и фрегат пошел. Видите, сколько прошел.

— Когда я шел на баркасе из Петровского, вы еще на траверз Лангра не выходили.

— С помощью божьей и Воронина движемся без адмирала и без паровых средств!

«Аргунь» повела «Палладу». Шлюпки возвратились, измученные непрерывными трудами гребцы пошли отдыхать.

Погода хорошая. Похоже, что «Паллада» благополучно перейдет на северный фарватер. Весь лиман пройден от южного пролива до северного.

— А барометр пошаливает, и ваш коронный лоцман обещает бурю, — замечает Халезов.

Перемена погоды может быть. В эту пору, Невельской знает, бывают сильнейшие штормы, приходящие с юга.

Вечером допоздна Невельской и Уньковский сидели в опустевшем адмиральском салоне. В речах Уньковского чувствовалась обида, что его не берут в Японию… Зная, как Невельской любит говорить про описи новых бухт, он рассказал ему, какие гавани видел на юге Уссурийского края. Геннадий Иванович слушал как зачарованный. Уньковский уверял, что и почву там смотрел, преотличная земля.

— Из малоземельных губерний хлынут сюда переселенцы, украинцы пойдут, климат для них подходящий!

— Дай бог дожить и увидеть! — сказал Невельской.

— А фрегат какой умница! — воскликнул Уньковский. — Как он сразу все понял! И пошел без адмирала! Право, я уж много раз замечал, что фрегат хорошо себя ведет, если его нет. Я полагаю, что ни один корабль его не потерпит, так как он есть ханжа и лицемер, что противно всякой природе.

— Я не верю в приметы, — подхватил Невельской. — Но, если я иду на своем «Байкале», который я сам строил, то мне все удается. На нем обошел я вокруг света на три месяца раньше срока. Шлюпка с «Байкала» нашла Амур и пролив к югу… Да и Сахалин я занял на «Байкале»! Что вы скажете?

— Я скажу, что все-таки адмирал те посты снял с Сахалина, чему ваш «Байкал» не помог!

Уньковский попросил его признаться, почему он против Японской экспедиции.

— Никогда не был! И ни боже мой! Руку японцам надо тянуть, но не вокруг света. Надо заселить и развить Амур, Сахалин и Приуссурийский край.

Чуть свет Невельской уже в рубке.

— Будет сторм! — уверенно заявил Араска, когда солнце взошло. — Вот этим птица наверх летает и сразу на низ.

— Как барометр? — спросил Уньковский.

— Упал на два деления! — отвечал Халезов.

— Завтра ли, ноцью ли, — добавил Еткун.

— Бар перешли, слава богу! — сказал Невельской, вернувшись к обеду с «Аргуни». — Мы в Охотском море.

— Я уже вижу какое-то судно. Что оно тут делает?

— Это американцы занимаются своим любимым делом — бьют наших китов, на что мы смотрим с берега! — в тон ему ответил Невельской. — Стал напротив гиляцкой деревушки. Означает, что идет мена или предстоит грабеж. Верно, Еткун?

— Американ сляет, маленько охотит. Нас обманет и морда бьет, голова бьет. Араску так бил, ево кровь горлом сел, а американ бил есе. Церта ему! Фрегат увидит — не трогает никого. Боится.

— Надо скорее переходить на северный фарватер, — сказал Невельской, — погода меняется.

Начинался ветер порывами, к ночи поднялся шторм. Отдали запасные якоря. К утру шторм загрохотал с огромной силой. Море ревело. Американское судно оказалось лежащим на кошке у сахалинского берега. Огромные волны били в него, видимо ломая обшивки. Судно казалось брошенным командой.

«Аргунь» ушла еще вчера в лиман. Ее не видно.

Вдали около острова Удд терпело бедствие другое китобойное судно. Хотели идти туда на помощь, но шлюпки заливало, люди едва спаслись, и Невельской поднялся на борт мокрый до нитки.

Шторм крепчал. Гиляки, как птицы в сильный ветер, сидели у рубки, прижавшись друг к другу. Стихать стало ночью. Утром пришла шлюпка с «Аргуни». Араска отправился на берег и вернулся в ужасе: гиляки вырезали и повыбрасывали в море весь экипаж разбитого китобоя.

— Что мне с ними делать! Это какая-то война беспощадная! — воскликнул в горькой досаде Невельской. — Чего только мне разбирать тут не приходится! Можно с ума сойти…

Неожиданно прибыл на баркасе адмирал. Он осмотрел потрепанную штормом «Палладу» и пригласил на совет Невельского, Уньковского и Халезова.

— «Паллада» в реку не войдет! — стоя у стола и держа в руке сигару, резко заявил адмирал.

Невельской ответил, что главное пройдено, остается немного.

— Я не смею рисковать! Я должен идти на «Диане» в Японию и не могу ждать, пока «Паллада» пройдет по всем мелям.

— Идите в Японию, ваше превосходительство, — выпалил Невельской, — а мы фрегат введем.

С неожиданной решительностью Путятин заявил, что «Паллада» по глубокому сахалинскому фарватеру должна возвратиться к мысу Лазарева. А оттуда, на буксире у «Дианы», она пойдет на зимовку в гавань Хади.

— Ей там будет спокойно! Что же мы ее будем здесь ломать по приказу Муравьева! Устье Амура, господа, мелководно и неудобно!

— Нам не давали парового судна для исследования, — вспыхнул Невельской, — поэтому мы не могли составить карт огромного лимана.

Долго спорили, но адмирал был неумолим. Он сказал, что отпускает Уньковского и офицеров и доведет судно в Хади, поставит его на зимовку.

— Так я вам говорю, что «Диана» его тоже не будет слушаться! — говорил Уньковский вечером Геннадию Ивановичу. — Больше того, если бы не было Путятина, то и трактат японцы давно бы подписали!

По прибытии со свитой в Аян Муравьев узнал, что и там нет никаких известий о Камчатке. Это его очень озаботило, и он приказал Римскому-Корсакову немедленно идти на шхуне «Восток» в Петропавловск.