Сталин - Дмитрий Волкогонов

– Будет ли советская политика такой, какой она была и при Литвинове?

– Да. Во французском и английском правительствах чаще происходят смены министров, не вызывая особых осложнений…

– Можно ли считать, что статья «К международному положению», опубликованная в «Известиях», выражает мнение правительства?

– Это мнение газеты. «Известия» – орган Советов депутатов трудящихся, которые являются местными органами. «Известия» нельзя считать официозом…

Таково было отношение Молотова к Советам и к «Известиям». А официально новый нарком иностранных дел не отмежевывался от линии Литвинова. Хотя проницательные политики понимали, что у Германии теперь больше шансов помешать союзу западных демократий с СССР. В условиях взаимного недоверия это было сделать легче. Сегодня нам ясно, какую роковую роль сыграл кризис доверия, существовавший между договаривающимися сторонами.

Германия делала все возможное, лишь бы помешать возможному сближению СССР с Англией и Францией. Накануне начала трехсторонних переговоров между СССР, Англией и Францией посол Германии в Москве Шуленбург добился встречи с Молотовым, во время которой достаточно резко проводил главную идею: «Между СССР и Германией не имеется политических противоречий. Имеются все возможности для примирения обоюдных интересов». Молотов, который еще не знал, как пойдут советско-англо-французские переговоры, ответил осторожно и уклончиво: «Советское правительство относится положительно к стремлению германского правительства к улучшению отношений… В это время английская и французская миссии уже прибыли в Москву, и Сталин одобрил инструкцию советской делегации на переговорах.

В начале августа 1939 года «команда» Берии подготовила справки на членов английской и французской военных миссий, приехавших в Москву для переговоров. В них были дотошно описаны Дракс, Барнетт, Хэйвуд, Думенк, Вален, Вийом, другие члены делегаций. В «объективках» говорилось и о том, что Дракс недавно стал морским адъютантом короля, что он имеет царский орден Святого Станислава, что Думенк в ноябре должен стать членом Высшего военного совета и является специалистом по моторизации армии, но политикой никогда не занимался. Сталина эти данные не интересовали. Он сразу обратил внимание на то, что, кроме нескольких генералов, в делегациях немало младших офицеров, вроде капитана Совиша, капитана Бофра и других. Сталин бросил Молотову и Берии, находившимся у него в кабинете:

– Это несерьезно. Эти люди не могут обладать должными полномочиями. Лондон и Париж по-прежнему хотят играть в покер, а мы хотели бы узнать, могут ли они пойти на европейские маневры…

– Но, видимо, переговоры вести надо. Пусть они раскроют свои карты, – глядя в лицо Сталину, произнес Молотов.

– Ну что же, надо так надо, – сухо заключил Сталин.

На начавшихся в августе 1939 года военных переговорах трех делегаций (советская делегация – К.Е. Ворошилов, Н.Г. Кузнецов, А.Д. Локтионов, И.В. Смородинов, Б.М. Шапошников) картина быстро прояснилась. Западные страны не желали распространить свои гарантии на Прибалтийские государства. Более того, они способствовали их сближению с Германией. Пока шли англо-франко-советские переговоры, Гитлер навязал свои договоры Латвии и Эстонии. Враждебную линию по отношению к СССР стала проводить хортистская Венгрия. Практически не изменилась позиция польского правительства, которая обозначилась во время беседы министра иностранных дел Польши Ю. Бека с Гитлером в январе 1939 года. Бек заявил тогда, что Польша «не придает никакого значения так называемым системам безопасности», которые окончательно обанкротились. В свою очередь, министр иностранных дел Германии И. Риббентроп, встречаясь с Ю. Беком, подчеркнул: Берлин надеется, что «Польша займет еще более отчетливую антирусскую позицию, так как иначе у нас вряд ли могут быть общие интересы». Стало известно, что во время секретного визита румынского короля Кароля II в Германию он заявил Гитлеру: «Румыния настроена против России, но не может открыто показывать этого из-за соседства с ней. Однако Румыния никогда не допустит прохода русских войск, хотя часто утверждалось, что она якобы обещала России пропустить ее войска. Это не соответствует действительности».

Такова была международная ситуация перед началом переговоров. У главы советской делегации К.Е. Ворошилова в портфеле были инструкции политического руководства, одобренные 4 августа Сталиным. Документ именовался «Соображения к переговорам с Англией и Францией». В «Соображениях» рассматривалось пять вариантов, «когда возможно выступление наших сил». Причем Германия в документе именовалась «главным агрессором». Сотрудники наркоматов обороны и иностранных дел дотошно просчитали, сколько танков, артиллерии, самолетов, дивизий должны выставить СССР, Англия и Франция «в зависимости от варианта», предусмотрели «блокаду берегов главного агрессора», определили направления «основных ударов», «порядок координации военных действий» и т. д. Советский Союз был готов выставить против «главного агрессора» 120 пехотных дивизий. «При нападении главного агрессора на нас, – подчеркивалось в «Соображениях», – мы должны требовать выставления Англией и Францией 86 пехотных дивизий, решительного их наступления с 16-го дня мобилизации, самого активного участия в войне Польши, а равно беспрепятственного прохода наших войск через территорию Виленского коридора и Галицию с предоставлением им подвижного состава. Вариант, при котором «главный агрессор» мог напасть на СССР, имел в виду возможность использования Германией территорий Финляндии, Эстонии, Латвии и, возможно, Румынии». Но уже на первых заседаниях стало ясно, что западные миссии прибыли в Москву в основном для того, чтобы излагать общие соображения, информировать Лондон и Париж о «широкомасштабных планах» Москвы, а не для того, чтобы стремиться в короткие сроки выработать конкретное и действенное соглашение.

Сталин, раскладывая с Молотовым и Ворошиловым этот политический пасьянс, все больше убеждался: Запад не имеет искренних намерений достичь взаимоприемлемого соглашения. И все же Сталин посчитал необходимым еще раз обратиться с конкретным предложением к Англии и Франции о заключении на 5 или 10 лет соглашения с СССР о взаимной помощи, которое предусматривало и военные обязательства. Суть его сводилась к следующему: в случае агрессии против любого из договаривающихся государств (как и восточноевропейских) стороны обязуются прийти ему на помощь. Советский Союз конкретно изложил, о каких странах между Балтийским и Черным морями идет речь. Лондон и Париж долго не давали ответа. Сталин требовал напоминать. Однако на переговоры в Москву прибыли второстепенные лица, не уполномоченные принимать важные решения. Одновременно, и об этом стало известно Сталину, партнеры по переговорам не прекращали своих тайных попыток добиться приемлемого соглашения с Гитлером. В Кремле решили: Англия и Франция просто тянут время в поисках выгодного для себя варианта, без учета интересов СССР. По существу, западные страны не выдвинули четкой концепции совместных действий против Германии. В позиции их делегаций явно просматривалось намерение отвести СССР главную роль в противостоянии возможной агрессии немецких войск без определенных гарантий собственного пропорционального вклада в дело борьбы с агрессией. Сталин понял, что это означает крах идеи коллективной безопасности. У «вождя» не хватило выдержки. Обычно старающийся идти к цели маленькими, но надежными шагами, Сталин стал вести себя, как шахматист, оказавшийся в цейтноте. Окончательно он поставил крест на трехсторонних переговорах, когда Ворошилов утром 20 августа положил перед ним записку от адмирала Р. Дракса, которого, как и его французского коллегу, просили ускорить ответ на советские предложения. В записке говорилось: