Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

отвращение вместо удовольствия и неги. Софонисба просила богов превратить ее из женщины в чудовищное существо. Она говорила, что хотела стать жабой, стервятником, крокодилом или скорпионом. Софонисба клялась, что каждую ночь она разбивала вазу из греческой глины, подносила острые черепки к лицу, и только слабость духа не позволяла ей обезобразить свои щеки, лоб и шею. Не важно, какая судьба ожидает ее, говорила она. Но пусть он знает, что она всегда мечтала быть его женой. Вот почему ее печалило, что вместо этого счастья судьба уготовила ей насилие римских солдат. Ведь скоро ее уведут на их судно — навстречу рабству и мукам. Римские мужчины будут брать все, что она хотела отдать ему. Они превратят возмездие в пытку .

Хвала богам, она досталась ему. Очарование, которое он чувствовал в юности, было лишь детской влюбленностью в сравнении с той страстью, которая охватила его при виде коленопреклоненной Софонисбы. Иона говорила правду. Он знал, что Софонисба говорила правду о своей любви к нему и об опасности, которая грозила ей теперь. Все было так... Но он не мог позволить этому случиться. Да и зачем позволять? Он стал царем Нумидии. Для него не существовало ничего невозможного.

Пока его армия вступала в город, он поднял Софонисбу с колен и перед магистратами Цирты, перед бывшим царем и при поспешном благословении жрецов взял ее в жены, несмотря на отсутствие церемониальных нарядов. Вот так и началось его блаженство. Следующие несколько дней он почти не покидал царских покоев. Масинисса наслаждался молодой женой. Он входил в нее снова и снова, не жалея постели, которая некогда принадлежала Сифаксу. Софонисба смеялась. Они ублажали друг друга, и каждое новое соитие было слаще другого. Прикасаясь к ее телу, он хотел обладать каждой частью этого чуда. Масинисса ничего не мог с собой поделать. Руки сами тянулись к ней. Пальцы сжимали грудь. Он поражался гладкости ее кожи, сказочным изгибам, запаху и контурам. Ему хотелось поглотить ее, и, когда он погружал лицо в ложбинку между сочных бутонов с торчащими сосками, его радость, достигая апогея, походила иногда на боль.

Бремя сомнений, так долго лежавшее на его плечах, было сброшено прочь. Он владел троном, женой и своим царством. Как только Сципиона отзовут в далекий Рим, он начертит свое имя на всей поверхности Африки. В мечтах он даже соглашался примириться с Карфагеном. Для этого хватит заверений в дружбе и несколько выгодных предложений. Наверное, он был не прав. Совершенное зло все же можно исправить. Так говорила ему Софонисба. Когда Ганнибал вернется, в Карфагене вновь воцарится разум. И Масинисса снова будет их союзником. Его старая дружба с Баркидами гораздо ценнее любого заигрывания с Римом. Софонисба ясно доказала ему это.

По крайней мере, так он думал несколько бесценных дней. Затем приехал Публий, вполне довольный результатами безжалостной резни. Он уже успел завоевать полдюжины ливийских городов и пленить их лидеров.

Как только консул вошел в приемный зал и оттолкнул в сторону массилиотского охранника, Масинисса почувствовал, что фасад его счастливого мира начал рушится. Публий выкрикивал ему по-гречески обидные ругательства, а затем вновь и вновь задавал одни и те же вопросы. Его появление было настолько ошеломительным, что Масинисса лишь смотрел на него с открытым ртом и пытался вникнуть в слова, которые ему ужасно не хотелось понимать. Неужели он сошел с ума, спрашивал консул. Что с ним такое? Может быть, он потерял рассудок? Публий повторял свои вопросы до тех пор, пока они не превратились в обвинения. Чем он думал, когда женился на сестре Ганнибала? Это же чистое безумие! Софонисба являлась пленницей Рима! Во-первых, она из семейства Баркидов. Во-вторых, она жена Сифакса. Вот почему ее следовало отправить в Рим. Как он мог забыть, что они вели войну с Карфагеном?

— Я подарил тебе этот город, чтобы ты убедился в незыблемости данного мной слова, — сказал Публий. — Но ты, очевидно, подумал, что можешь держать меня за дурака? Почему ты взял ее в жены?

— О чем ты говоришь? — спросил Масинисса. — Как это почему?

— Я спрашиваю, почему ты поступил подобным образом?

— Неужели ты никогда не любил? Спроси тогда меня, зачем я дышу. Причина та же самая.

— Тебя околдовали? — спросил Публий.

Масинисса, заикаясь и путая слова, признался, что он действительно был очарован. Взглянув в глаза другого мужчины и кивнув головой, он прошептал, что все это не важно. Они уже женаты. Отныне Софонисба находится под его защитой. Он не позволит причинить ей вред. Масинисса перешел на массилиотский язык, но консул вернул его к греческому.

— Глупый парень, — сказал он.

Со стороны казалось, что его гнев утих.

— Ты просто глупый влюбленный юноша. Неужели ты думаешь, что это спасет ее? Давай присядем и поговорим как братья. Расскажи мне всю правду, и я буду с тобой таким же честным.

Дальнейший разговор Масинисса запомнил только кусками. Их беседа длилась почти целый день — по крайней мере от рассвета до заката. Публий расспрашивал его о Софонисбе и внимательно выслушивал все, что говорил ему нуми диец. Масинисса рассказал ему о каждой встрече с прекрасной девой — вплоть до того момента, когда впервые увидел ее. Он поведал ему, как однажды под покровом ночи они сбежали из Карфагена, и как Софонисба смеялась над его романтическими признаниями. Да, иногда она бывала грубой. Но затем она одним прикосновением пальцев привела его в экстаз. А грубость, между прочим, была полезной чертой. Софонисба могла стать хорошей царевной. Превратившись из девочки в женщину, она подталкивала его к великим свершениям.

Консул не перебивал его. Он не хмурился, не шутил и не кричал. Однако в какой-то момент Публий приблизился к нему, похлопал ладонью по плечу, погладил его затылок и притянул нумидийца к себе. Прижав лоб к виску Масиниссы , он тихо зашептал слова, которые касались лица юноши, как дыхание любовника.

— Брат, не думай, что я глух к речам о любви. Но, к сожалению, твое желание неосуществимо. Мы с тобой сражались вместе как союзники. Почему ты рискуешь моей дружбой из-за ласк какой-то женщины? Если ты ищешь партнерства с Римом, то тебе нужно показать себя — не просто умелым наездником, но разумным мужчиной, с мудростью в делах и мыслях. Софонисба не будет твоей женой. Извини, что я не объяснил тебе этого раньше — до того как ты приехал в Цирту . Да, она может влиять