Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук

– Ничего не слышу.

– Так в том-то и дело! Что за конфуз?

А дело было в том, что поезд-невидимка оторвался от земли – то бишь, от рельсов – и теперь спокойненько по воздуху катился, и в тишине было только слышно, как работает мощное сердце раскалённой машины. И только тогда шибануло по мозгам машиниста: «Всё! Обратной дороги нет! – В груди зажгло, заныло и захотелось рвануть огненно-красный рычаг экстренного торможения. – Куда мы? Зачем? Там же уйма людей. Ребятишек зачем-то ещё прихватили!»

Рука машиниста легла за рычаг. Заметив это, помощник рявкнул:

– Ты что, сдурел? Да если мы рванём стоп-кран на этой скорости… – Старик матюгнулся. – От нас ни черта не останется!

– А с чего ты решил?.. – пробубнил машинист, отходя от тормоза. – Никто и ничего тут рвать не собирается.

Стараясь отогнать растущую тревогу, машинист решил немного поработать кочегаром – собрался угольку подкинуть. Выйдя в специальное помещение, он посмотрел под ноги и поразился. Что за ерунда? Белые куски угля мерцали серебряными гранями. Машинист глазам не поверил. «Белый уголь? Откуда? – Наклоняясь, он поднял кусок. – Ну, точно!»

Белый уголь сиял такими рафинадными ломтями – хоть бери, чаёк хлебай. Изумлённо покачав головой, ямщик пошёл и заглянул в угольный тендер. И там была такая же петрушка – серебристое сияние исходило от угольной кучи.

«Что было чёрным, то станет белым, – вспомнил он странную фразу, непонятно где и когда услышанную. – Погоди, так это что же получается? Все мои планы рухнули? Я ведь поставил на чёрное…»

– Помощничек! – вернувшись в кабину, потребовал машинист. – Дай карту!

Старик протянул ему новую игральную колоду.

– В дурака? – с улыбкой спросил. – Или в гусара?

– А, по-моему, тут и дурак и гусар уже есть, – мрачно ответил ямщик. – Дай карту маршрута, сказал. Не до шуток.

Пытаясь сориентироваться, машинист врубил прибор ночного видения, только и это не помогло – кроме сплошной глухотемени, как будто спрессованной, ничего впереди не просматривалось. Давно уже пропала последняя летучая мышь, давно исчезли сталактиты и сталагмиты, и всякие другие признаки пещер и признаки тоннеля. Впереди – в лучах прожектора – была земная твердь, но вот что странно: поезд-невидимка плавно шёл сквозь землю – как нож сквозь масло.

– Как это так получается? – пробормотал машинист.

– Наш паровоз в другое измерение попал, – подсказал помощник. – Мы теперь вне времени и вне пространства.

– Интересно. А если руку высунуть? Что там нащупаешь?

Воздух? Или всё-таки землю?

– Ты лучше голову попробуй высунь. – Помощник хохотнул, сверкая своим оригинальным зубом, и тут же серьёзно добавил: – Неужели ты не обратил внимания, что все окна тут задраиваются как на подводной лодке? Это к чему? К тому, чтобы умники голову свою…

Ямщик посмотрел на экран монитора.

– Ты лучше скажи, как Воррагам улететь умудрился?

– Улететь? Когда? Не может быть!

– Ну, иди, проверь купе. Оно пустое.

– А ты откуда знаешь?

– Я следил за монитором. Видел, как он спрыгнул с подножки поезда.

– А Нишыстазила?

– Он остался. Пока во всяком случае.

– Остался? – Старик поцарапал дремучую бороду. – Хозяин здесь, а подчинённый дёру дал? Тебе это не кажется подозрительным?

– Друзья познаются в беде.

– Да, но ведь наши друзья ничего не знают о беде. Мы же их спасаем от Апокалипсиса. По нашей легенде.

– А может быть, у них своя легенда? Может, нас перехитрили?

Что-то здесь не то, старик… А что? Понять не могу.

– Скоро поймём. Теперь уже немного остаётся!

Врубив дополнительные прожекторы, машинист увидел широкие – то косые, то горизонтальные – земные пласты. Это были залежи веков и напластования колоссальных древних цивилизаций. Там и тут встречались обломки городов и, может быть, обломки Атлантиды или останки после Армагеддона.

Разобравшись в карте, он взял компас, пригляделся и ахнул: поезд-невидимка шёл совершенно в другом направлении.

– Ты смотри! – Машинист невольно вскрикнул. – Куда он прёт?

– В геенны огненные, – с кривой ухмылкой подсказал помощник. – А вы куда хотели, господин хороший? На Канары?

У машиниста был кошмарный план: достигнув максимальной, запредельной скорости, он хотел изменить направление, заставить поезд сорваться «в штопор» – в тартарары свалиться, на куски разбиться и рассыпаться где-нибудь на дне преисподней, наполненной озёрами крови и гноя. Но поезд – благодаря воздействию святой живой воды, которой он был окроплён во время рождения – поезд начал вести себя как живое разумное существо. Поезд потихоньку выходил из-под контроля человека и попадал под контроль какой-то Высшей Силы, задумавшей весь этот грандиозный миропорядок, населённый звёздами, планетами.

Поезд-невидимка пополз наверх, намереваясь выйти из тоннеля. Состав замедлил ход, и в это время в тамбуре последнего вагона вдруг возникла фигура странного седого пассажира, который не значился в списках.

Этот странный пассажир легко проник через толстые задраенные двери. Постоял в тихом тамбуре. Отряхнулся. На нём были остатки изодранной одежды – дряхлые и грязные лохмотья. Босые ноги были без ногтей – грязные, похожие на лапти, за много лет растоптанные, хорошо разношенные лапти великого странника, долгое время ходившего по кремнистым дорогам впотьмах, где нередко ему приходилось натыкаться на острые камни. Белая, густая бородища была настолько длинная, что странник подпоясался ею – раза два или три – как серебряно-косматым кушаком, согревающим поясницу. Яркий свет электрической лампочки, горевшей на потолке, заставил пилигрима вскрикнуть и прослезиться – такого света он не видел много лет.

Услышав крик, в тамбур выглянул профессор Психофилософский. Вдоволь уже насмотревшись на разных «королей и принцев», едущих на этом поезде, профессор ничуть не удивился, когда увидел нищего бродягу.

– Что случилось? – тревожно спросил профессор. – Глаза?

А ну-ка, давай, голубчик, посмотрю.

Бродяга что-то забубнил на языке древнейшего племени ацтеков, а затем на древнем языке друидов – профессор улавливал знакомые созвучия, но ни бельмеса не понимал. И вдруг из этой белой бороды, обволосатевшей рот, выскочили русские слова, похожие на лепет ребятёнка:

– Лаза, лаза… бо-бо…

– Погоди, – успокоил профессор, – сейчас бо-бо не будет.

– Лаза, лаза! – продолжал твердить бедняга.

Открыв свой чемоданчик, Психофилософский что-то закапал в глаза бедняге, положил на них какую-то тёмную прокладку и наскоро забинтовал.

– Ну, что? Так лучше? Так ни бо-бо?