Миланский вокзал - Якопо Де Микелис

с которой комиссар вел свое расследование: если он подозревал коллегу, то должен был быть полностью уверен, прежде чем обвинить его публично. Но не было ни малейших оснований для того, чтобы озвучить эти подозрения.

До сегодняшнего дня.

Услышав имя из уст молодого архивариуса, Меццанотте еще какое-то время надеялся, что это не более чем странное совпадение. Но быстрой проверки в ЗАГСе оказалось достаточно, чтобы подтвердить, что это не так. Сообщника Тито Кастрилло звали Гвидо Фабиани, и то, что он носил эту знакомую фамилию, не было случайностью. Драго был дедушкой Ванессы Фабиани, жены Томмазо Карадонны.

Если Меццанотте и подозревал, что убийца его отца служил в полиции, но чего он никогда не предполагал даже отдаленно, так это того, что он мог быть так близок к нему. Возможность того, что Карадонна имеет отношение к убийству, была неправдоподобной и шокирующей. Господи, да он же был одним из «трех мушкетеров»! Он, Дарио Вентури и Альберто Меццанотте были скорее братьями, чем просто друзьями. Они ежедневно без всяких сомнений отдавали свои жизни в руки друг друга и неоднократно спасали друг другу жизнь. Они делились всем – радостями и горестями, успехами и неудачами, как на работе, так и вне ее. Сам Рикардо считал Карадонну одним из членов своей семьи, кем-то между дядей и старшим братом. Он любил этого человека. И во время похорон отца все время стоял рядом с ним, поддерживая его…

Инспектор не мог в это поверить. Просто не мог. Все внутри него восставало при мысли о том, что Томмазо может быть повинен в таком ужасном и мерзком предательстве. Искушение напиться до состояния комы было непреодолимым – к счастью для Рикардо, в доме больше не было ни капли алкоголя.

В то же время какая-то часть его мозга – полицейская часть – не могла не рассматривать эту гипотезу. Карадонна всегда жил не по средствам, вечно сорил деньгами и быть азартен как черт. Основанной им фирме постоянно что-то угрожало. Сколько раз Рикардо слышал рассказы о том, что по характеру и поведению Карадонна слишком похож на преступников, за которыми охотится. Он часто бывал в их среде. Поговаривали даже, что какое-то время он делил женщину с бандитом Валланзаской. Затем было мутное дело, которое привело к его увольнению из полиции в 1994 году, о котором сам Карадонна отказывался говорить и о котором его отец и Вентури предпочитали не упоминать, – но, судя по слухам, ходившим по Главному управлению полиции, имел место эпизод, связанный с коррупцией, который был скрыт руководством, чтобы не пятнать репутацию «мушкетеров». Кроме того, учитывая, что его охранная компания контролировала супермаркет вокзала, для Карадонны было бы относительно просто отправить команды вооруженных и хорошо обученных людей для обыска подземелий. Рикардо только сейчас обратил внимание на это обстоятельство, но единственным из всех знакомых ему людей, кто после его возвращения из подвалов не спросил, как у него дела, был Карадонна. Почему? Возможно, потому, что появление Меццанотте не доставило ему особой радости…

Если б он каким-то образом, через свою жену, узнал о существовании клада, подобное богатство в виде драгоценных камней и украшений раз и навсегда разрешило бы его вечные финансовые трудности. Как далеко он был готов зайти, чтобы заполучить его?

Чем больше Рикардо думал об этом, тем сильнее пронзительное чувство разочарования смешивалось в нем с тупой бурной яростью. Он ударил обоими кулаками по столу, за которым сидел, один раз, потом еще один, еще и еще, опрокидывая, а затем и сбрасывая на пол все: мобильный телефон, чашку, сахарницу, пакет молока, пакет с печеньем… Он продолжал делать это, не обращая внимания на боль в руках, даже стремясь к ней, физической боли, в тщетной надежде, что она заглушит боль внутреннюю, пока грубая деревянная столешница не затрещала, угрожая расколоться надвое.

Зарычав как раненый зверь, Рикардо вскочил на ноги, оттолкнув стол с такой силой, что тот влетел в стену. Затем, словно силы внезапно покинули его, рухнул на пол, вцепившись руками в волосы.

Сколько часов он провел на полу? Рикардо не мог точно сказать. Но когда он немного успокоился и сумел наконец подняться, в квартиру уже прокрались вечерние тени.

Что ему было делать? Какими бы ужасными ни были его подозрения, не имелось никаких доказательств прямой или косвенной причастности Карадонны к смерти его отца. Нужно во всем удостовериться, чтобы больше не сомневаться…

Ноющими от боли руками Рикардо взял мобильник и выбрал нужный номер в адресной книге. Он хотел встретиться с Карадонной лицом к лицу. Он хотел иметь возможность посмотреть ему прямо в глаза и увидеть, что тот не имеет к этому никакого отношения. Если б Томмазо лгал, он бы это понял. Тогда ему пришлось бы выбить из него признание. Вместе с зубами, если потребуется.

Меццанотте сделал несколько длинных вдохов, прежде чем нажать кнопку вызова, пытаясь извлечь откуда-то изнутри себя достаточно хладнокровия и отстраненности, чтобы выдержать этот разговор, не выдав себя.

– Кардо, как приятно тебя слышать! Знаю, я должен был позвонить тебе. Уже несколько дней как собираюсь – но здесь, в офисе, была адская неделя… Я читал о тебе в газетах, а потом Дарио мне все рассказал. Я имею в виду, ты снова это сделал: спас девушку и поймал плохого парня… Если ты будешь продолжать в том же духе, то в конце концов затмишь нашу былую славу. Но скажи мне, как ты?

Старый добрый Карадонна, непостоянный и ненадежный, забывающий о юбилеях и опаздывающий на встречи, но затем пускающий в ход свое обаяние и умудряющийся все исправить… Однако на этот раз, если б его вина была доказана, о прощении не могло быть и речи.

– Я в порядке, – сказал Рикардо сквозь стиснутые зубы, нейтральным и ровным тоном, стараясь не выдать того, что кипело у него внутри. – Послушай, Томмазо, мне нужно с тобой поговорить. Можем ли мы встретиться завтра?

– Разумеется. Как насчет того, чтобы поужинать вдвоем? Мы давно этого не делали. И ты мне все расскажешь… Здесь, рядом со мной, есть новая траттория, совсем неплохая.

– Нет, пораньше. Утром можешь?

Может быть, это прозвучало слишком резко… Несколько секунд длилось молчание. Когда он ответил, голос Карадонны звучал немного иначе. Более серьезно. Даже более настороженно. Или так ему показалось?

– Хорошо. Где?

– «Монументале», в восемь тридцать. Перед папиной могилой.

– На кладбище? – Нетрудно было понять, какое недоумение вызвало это предложение у Карадонны. – Да, хорошо. Но ты не хочешь сказать мне, что…

– Тогда до