Миланский вокзал - Якопо Де Микелис

были избиты до смерти кем-то, кто, должно быть, узнал в них членов фашистского ополчения. После смерти Драго и инвалидного кресла Кастрилло претендовать на сокровища стало некому.

– Тициана, я просто не знаю, как тебя благодарить! – воскликнул Рикардо, воодушевленный новостями. – Ты буквально воскресила мое расследование. С меня цветы.

– Приглашение на ужин тоже не было бы лишним… – с надеждой предложила архивариус.

– Я бы с удовольствием, – заявил Рикардо таким тоном, за которое ему было стыдно; он чувствовал себя виноватым за то, что обманывал ее. – Но, к сожалению, у меня очень ревнивая подруга. Если б она узнала, что я встречаюсь с кем-то другим, то как минимум переломала бы мне ноги…

Разочарование на противоположном конце линии было ощутимым. Меццанотте уже собирался отблагодарить девушку и дать отбой, стремясь поскорее вернуться к работе, но Тициана удержала его.

– Подожди, я еще не сказала тебе настоящее имя Драго. Разве это не то, что тебе было нужно знать?

– Да, конечно… «Какой я идиот», – упрекнул себя Рикардо. – Как его звали?

Когда Тициана ответила, внутри у него все похолодело. Эти имя и фамилия звучали для него знакомо. Очень. Он вспомнил зловещее предчувствие, возникшее у него перед тем, как вытащить из шкафа коробки с материалами расследования по делу его отца. Слишком поздно… Как только крышка ящика Пандоры была поднята, ничто не могло остановить хаос, развязанный выбравшимися наружу демонами.

* * *

Солнце пробивалось сквозь планки все еще закрытых ставней. Снаружи был день. В комнате же, казалось, ночь никогда не кончалась. Свернувшись калачиком на своем футоне, Лаура сняла футболку, в которой обычно спала, и одной рукой лихорадочно ощупывала свое обнаженное тело, покрытое теперь обширными участками разодранной до кровавой корки кожи, словно что-то искала. В другой руке она держала длинные швейные ножницы. Ее волосы были спутаны, под глазами залегли темные круги, лицо было покрыто слезами и потом.

Наконец она нашла то, что искала. Прижала два пальца к животу, намечая точное место, хотя на первый взгляд там ничего не было. Занесла ножницы дрожащей рукой. Она колебалась. С гримасой, выдававшей, каких огромных усилий ей это стоило, поднесла одно из лезвий к коже – и тут же отдернула его. И так несколько раз. Стиснув зубы, Лаура заставила себя прижать острие к плоти и сделала небольшой порез, из которого вытекло несколько капель крови. Как ни старалась, она не могла продвинуться дальше. Наконец девушка сдалась со стоном разочарования. Она отшвырнула ножницы, бросилась на подушку, спрятала лицо в ладонях и разразилась рыданиями.

Как ей удалось довести себя до такого состояния?

Накануне вечером, прямо на вокзале, пока Кардо разговаривал по телефону, ее кожа снова начала невыносимо зудеть. Из-за этого – а также из-за разочарования его поведением – Лаура больше не захотела ждать и убежала.

Дома ее недомогание лишь усилилось. Мигрень не давала ей покоя, головокружения следовали одно за другим, ощущение странности и нереальности происходящего стало распространяться на все ее тело; преследовавшая ее тень мелькала на каждой стеклянной или металлической поверхности, мимо которой она проходила.

Хуже всего, однако, был зуд, все более настойчивый и неконтролируемый. Слишком сильный, чтобы его можно было объяснить обычной сухостью кожи. То, как внезапно он появлялся, то в одном месте, то в другом, переходя по непредсказуемым траекториям, убеждало девушку, что его вызывает что-то скрытое внутри нее. Нечто живое, что – бог знает как – проникло под ее кожу и теперь бродит по всему ее телу. Лаура не знала, что это может быть: насекомое, червь, возможно крошечная змея… Ощущать, как оно вгрызается в ее плоть, было ужасно и отвратительно.

После кошмарной бессонной ночи и утра, проведенного в темноте в своей комнате, в какой-то момент отчаявшись, Лаура подумала, что единственное решение – вырвать эту отвратительную тварь из своего тела. Но вот теперь не могла этого сделать.

Она разваливалась на части, как физически, так и психически, и не могла понять, почему. Она была уверена только в двух вещах. Во-первых, в этом повинен не «дар». Во-вторых, она по-настоящему сходит с ума.

«Может ли это быть моей судьбой?» – спрашивала себя Лаура, видя, как на глазах исчезает всякая надежда наконец начать нормальную жизнь, и снова ощущая отчаянное одиночество. У нее не было никого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Об отце и матери не шло и речи – они не задумываясь отправили бы ее в какую-нибудь суперклинику для богатых, в одно из тех мест, где ты знаешь, когда войдешь, но не знаешь, когда выйдешь, и уж тем более каким выйдешь. Лаура уже видела, как это происходит. Психические расстройства не были редкостью среди отпрысков миланской аристократии. Деньги защищают от многих вещей, но не от себя самого и твоих слабостей. Напротив, зачастую они еще больше ломают мозги. Девушка вспомнила одного из своих школьных одноклассников, Парини, который был помещен в одну швейцарскую клинику с тяжелой формой депрессии. Вернувшись в класс после шести месяцев электрошоковой терапии, он был тенью самого себя, похожим на зомби, послушным и покорным… Нет, к родителям нужно обращаться лишь в самом крайнем и безвыходном случае.

Что касается Кардо, то его мысли сейчас явно в другом месте. Накануне, на вокзале, когда он оставил ее, чтобы принять звонок, Лаура услышала женское имя. У него есть еще одна девушка? Возможно ли, что Лаура так откровенно не поняла его намерения и чувства? И то, что произошло между ними, ничего особенного для него не значило? Что она была лишь одной из многих?

* * *

Что лучше – горькая правда или вообще никакой правды? Меццанотте всегда считал, что знает ответ на этот вопрос. Теперь он уже не был в этом уверен. Он успокаивал себя тем, что любой ценой восстановит справедливость в отношении своего отца, но никогда не задумывался о том, что за это потребуется заплатить настолько высокую цену.

В деле о смерти его отца всегда существовал один неотвеченный вопрос – и у Рикардо, и у других, – но никто не решался задать его вслух. Трудно было объяснить, как комиссар Меццанотте мог попасть в такую ловушку. Человек с его опытом никогда не пошел бы в заброшенный сарай, где его тогда убили, не приняв надлежащих мер предосторожности. Если только тот, кто вызвал его туда, не был его хорошим знакомым, кому он доверял. Например, полицейским – что объяснило бы и умение заметать следы, и знание следственных методов и процедур, и абсолютную сдержанность,