Давно закончилась осада... - Владислав Крапивин

— Зачем?!

— А просто так!

Норик посмотрел… и все понял. Не разойтись им на этом обрыве. Он глянул вверх. В небе — уже не синем, а сероватом — летели пепельные клочки облаков.

— Кажется, портится погода…

— Наверно. Осень ведь. В это время начинаются равноденственные шторма… Но за ближние полчаса еще не испортится… — Оська понимал, что Норик просто хочет спровадить его домой… Или уже не хочет?

— А это ведь наверно не будет считаться, если вдвоем? Для исполнения желания-то… — сказал Норик нерешительно.

— Будет, будет! Главное — подержаться за медную ручку… Давай скорее, а то и правда рассвистится. — Ветер уже нервно дергал их юнмаринки.

Это было совсем не так, как в прошлый раз. Оська теперь почти не боялся за себя — не до того было. Зато он отчаянно боялся за Норика. Впрочем, и за себя тоже: если с Нориком что-то случится, это, значит, и с ним, с Оськой! Они с Нориком теперь как бы на одной оси… “Ось-качалка”… Нет, не надо качаний.

Цепь — такая тяжелая, такая монолитная — все же ощутимо колебалась под мальчишечьими телами. А ветер стал плотнее — неустанно трепал юнмаринки. Ровно гудел в ушах. И цепь гудела, передавая телам отдельную от колебаний тонкую вибрацию звука.

Норик опускался довольно умело. Не проявлял боязни. Хотя кто его знает? Глянешь вверх и видишь над лицом только босые незагорелые ступни. Обувь оставили наверху. Иначе нельзя. Кроссовки и сандалии скользили бы на круглых перемычках цепных звеньев… Они называются… “контры… форты…” тьфу! “Контрфорсы”! Папа же говорил!

— Норик, ты как там?

— Не знаю… Кажется, ничего…

Вот балда! Нет чтобы сказать “нормально”.

— Держишься?

— Да… Пока держусь…

“Пока”! Ничего себе…

— Ты делай, как я говорил! Закрой глаза и прижмись!

— Ладно!

Однако он равномерно опускал то одну ногу, то другую. Толчок — толчок. Толчок — толчок…

Цепь заметно провисала. Поэтому сперва скальный обрыв был совсем близко, и это слегка успокаивало: все же рядышком земная твердь. Но твердь постепенно отдалялась, и вокруг нарастала пустота. Шумела, шумела ветром, трепала рубашки. Оська вдруг будто глянул на себя и Норика издалека — с платформы станции “Черная речка”. Они как два флажка на цепном фале: один желтый, другой клетчатый, с бело-синими квадратами. Интересно, что означает такой двухфлажный сигнал, буквы “Q” и “N”?

“Ку, Эн… Почти “Куин”. “Королева”. Ох, при чем тут королева?”

А что, если заметят снизу и на станцию прикатит полиция? Пожалуйте, господа “маринованые”, в фургон с решетками!.. Хотя такого ни разу не случалось… Так же, как и того, чтобы кто-то загремел. Но если всем, кто спускался раньше, везло, у Оськи и Норика больше шансов загреметь… Что за подлые мысли! Не смей!

— Норик, ты держишься?

— Кажется, да… Голова почему-то кружится…

— Зажмурься! Спускайся на ощупь!

— Я так и делаю! Давно уже…

“Как давно? Сколько времени прошло? Далеко ли до площадки?”

Посмотреть бы вниз, но нельзя…

— Оська… Я почему-то ослабел весь…

— Держись! — Оська толкнул себя вверх на три звена — рывком! Уперся головой в костлявый зад Норика, грудью прижал его ноги, обхватил их вместе с цепью.

— Зажмурься крепче! Не смотри никуда, отдышись!.. Помнишь: “Цепь, ведь я твое колечко…”

— Да. Я повторяю…

— Ты не бойся! Мы ведь уже совсем близко от церкви.

— Правда?

— Конечно!

— Тогда пошли…

— Ты можешь?

— Да.

И опять: толчок — толчок, толчок — толчок. Колебание цепи в пустоте…

Когда-то цепи покрыли черной краской. Теперь она отскакивала чешуей, царапала ноги и ладони. Порой до крови. И язвочки ржавчины въедались в кожу. Ну да пусть, лишь бы скорее вниз. И даже сторож внизу уже не страшен. “Кажется, его зовут Сильвер, как в “Острове сокровищ”, — вспомнил Оська рассказы пацанов. Тех, кто будто бы попадал Сильверу в лапы…

Справа показался крест колокольни — Оська увидел его краем глаза. Ух, значит позади две трети пути.

— Норик, мы правда уже близко…

— Оська! Я зацепился!

Оська глянул вверх. Край штанины у Норика наделся на головку нагеля — это такой болт на могучей такелажной скобе, она соединяла две смычки цепи. Какой олух поставил ее сюда вместо специального круглого звена! Решили, что, если не на корабле, то можно!

— Сделай шаг вверх!

— Ось… я не могу. Правда…

— Тогда вниз! Пусть рвется!

— Не пускает…

— Сильнее вниз!

Материя треснула.

— В порядке?

— Ага… Только распластал…

— Наплевать. Починим как-нибудь… Не бойся, уже скоро площадка…

Крест колокольни ушел вверх, показались чешуйчатые маковки и луковичный купол.

Еще вниз…

— Норик, теперь правда совсем близко!

— Да, я вижу…

Справа был уже сруб, кованая решетка окна. Сейчас, если даже свалишься, то не беда. Лишь бы не мимо площадки… Вот и все! Оська прыгнул на доски. Вытянул руки, принял в охапку обмякшего Норика.

Но тот не долго был обмякшим. Секунд пять. Потом отвердел, осторожно (даже ласково так) освободился. Виновато улыбнулся, прижал к бедру разорванную штанину. Оперся о точеные поручни площадки, глянул вниз, торопливо отошел от края.

— А где же дверь?

— С той стороны. — Оська прочно взял его за руку. И пошли.

Норик шел осторожно. Видать, ощущал под площадкой еще одну громадную пустоту.

Они оказались у резного крылечка со столбиками.

— Ой… — Оська выпустил руку Норика.

Массивных медных ручек с шариками и завитками не было. И медных крестов на половинках двухстворчатой двери не было. Только дыры от винтов… Правда, кто-то уже побеспокоился, прибил новые ручки, самые простые, как в дешевой квартире.

— Жулье, — горестно сказал Оська. — Это те, кто воруют цветной металл. Мало им корабельного кладбища, добрались и сюда…

— Значит, все зря? — Норик уронил руки.

— Да что ты! Почему зря? Можно взяться и за такую ручку! Ведь это же все равно вход в церковь ! И там — святой образ.

— Думаешь, его не украли?

— Конечно, нет! Смотри, дверь не сломана! А она ведь всегда бывает закрыта! Если бы хотели украсть, сломали бы!

Подергали дверь. Она и правда оказалась прочно запертой.