Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

«антагонист» этому словосочетанию: цзинь до, где знак до – то же самое, что и в суждении. И это словосочетание в традиционном понимании и переводе означает «колокольчик с металлическим языком». Но такое выражение включает в себя сразу два иероглифа «металл», – по одному в каждом знаке. И буквально получается: «металлический колокольчик из металла».

Для того чтобы понять, насколько велик был авторитет Лунь юя в древности, и как тщательно последующие китайские комментаторы встраивали в ушедшую «до-луньюйскую» действительность даже незначительные эпизоды Лунь юя, целесообразно рассмотреть один из таких показательных примеров. В Китае существует очень авторитетный древний текст – «Установления династии Чжоу (Чжоу ли)». Уже одно то, что в его традиционном названии мы видим известный нам иероглиф Ли, трактуемый – а именно об этом свидетельствует весь текст документа – в своем более позднем значении («уложения», «церемонии»), свидетельствует о его относительно позднем происхождении (не ранее IV в. до н. э.). При этом известно, что сам термин «чжоуский ритуал» (чжоу Ли) ввел в оборот Конфуций. Первые главы этого документа посвящены чиновничьей структуре в древнем государстве и обязанностям отдельных чиновников. Вот что можно прочитать в разделе, посвященном обязанностям одного из таких чиновников («Установления династии Чжоу (чжоу ли)», Раздел 1 «Небесные чиновники», пер. С. Р. Кучеры, стр. 158):

В первый же месяц нового года во главе подчиненных им чиновников просматривали записанные [для обнародования] тексты законов и объявляли [приказы], звоня в металлический колокольчик с деревянным языком.

А в примечаниях переводчик Станислав Р. Кучера пишет (там же стр. 244): «Имеющееся здесь в оригинале слово му до является названием ручного колокольчика с деревянным языком – если последний был тоже из металла, тогда наименование приобретало форму цзинь до. Использовался как сигнальный инструмент, особенно в армии». Нет сомнения в том, что археологические раскопки могут обнаружить такие «колокольчики» с остатками или признаками деревянного языка, – но только в археологическом слое, датируемом временем уже «после Конфуция». Авторитет Лунь юя просто обязывал китайцев начать производство именно таких «деревянных колокольчиков».

Для современного читателя осталась одна маленькая «неловкость». Все, конечно, похоже на правду, но Конфуций… и «тестикулы»? Ответим так: у нас, христиан, менталитет совершенно иной, чем у древних китайцев, мои драгоценные читатели. Ведь мы же нисколько не смущаемся от того, что называем кого-то словом «драгоценный(-ая)»? И китайцы тоже не смущались этими «тестикулами». Когда наиболее образованного и успешного чиновника назначали смотрителем императорского гарема, – а значит, чуть ли ни главным советником правителя – его оскопляли (с его согласия, конечно, но иначе он эту высокую должность занять не мог). То, что у него удаляли, – он никогда не выбрасывал, а помещал в специально изготовленную для этого шкатулку большой цены. Чиновник держал эту шкатулку на почетном месте в доме, и то, что содержалось в ней, имело традиционное название: «драгоценность». И для нашего чиновника из суждения тот Конфуций, которого он увидел, был самой высшей драгоценностью, а иначе, – зачем на него смотреть, открывая гроб (проведем вполне уместную здесь параллель: тоже – в «коробочке», и тоже – открывали, чтобы посмотреть)?

Мы – люди мира – совершенно разные в наших словах и привычках, но самое главное для всех нас то, что у нас – одинаковое Дэ. До сих пор. И это – «чудо из чудес», как сказано, правда уже совсем о другом, в коптском Евангелии от Фомы.

Суждение 3.25

3.25. Почтенный (цзы) сказал, что (вэй) «[Музыка] Шао во всем (цзинь) прекрасна (мэй)! (и, восклицат. оттенок) [И] сверх того (ю) [она] добрая (шань)». [Он также] сказал, что (вэй) «[Музыка] У во всем (цзинь) прекрасна (мэй)! (и, восклицат. оттенок). [Но] не (вэй) во всем (цзинь) добрая (шань)».

Это – очередное суждение Конфуция о музыке. И не странно ли для читателя, что суждение с «похоронами» Учителя в тексте Лунь юй фактически обрамлено суждениями с «музыкой»? Подобное свидетельствует о том, что музыка, как и стихи, имела в жизни Конфуция большое значение.

Иероглиф шао переводится как «прекрасный», «прелестный», «изящный». Традиция считает, что Шао – это музыка, составленная легендарным правителем Китая Шунем, который отличался скромностью, а также миролюбием и справедливостью. Иероглиф у переводится как «военное дело», «воин», «военная доблесть». Традиция относит создание этой музыки к периоду правления сына Вэнь-вана – У-вана, который в сражении разгромил силы иньцев, начав тем самым, уже официально, эру правления династии Чжоу. Читателю понятно, что заявлять о том, что военная музыка «не во всем добрая» – это высказывать свое отношение, в первую очередь, не к музыке, а к войне. Потому что венная музыка, по самой своей сути, «доброй» быть не может.

Приоритеты Конфуция здесь очевидны: он против решения каких бы то ни было вопросов с помощью военной силы, и ему не очень нравятся «военные марши». Но не являются ли подобные наши выводы выходящими за пределы текста этого суждения? Нет, т. к. данное суждение только подтверждает тот факт, что Учение Конфуция основано на силе Дэ, а не на оружии или принуждении.

Суждение 3.26

3.26. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «*Положение (цзюй, т.ж. «пост») высокое (шан), – [но] не (бу) великодушен (куань, т.ж. «снисходительный», «милосердный», «щедрый»); исполняет (вэй) ритуал (Ли) – [но] не (бу) благоговеет (цзин, т.ж. почитать», «поклоняться») [перед духами предков]; *оплакивает покойника (лин, т.ж. рит. «*обряд оплакивания покойника», «*плач», «следить за») [и] справляет траур (сан, т.ж. «*гроб с телом покойника», «*соблюдение траурного обряда»), [но] не (бу) убит горем (ай, т.ж. «скорбеть», «*сострадание»). Разве (хэ) я (у) [могу] с *уважением (и) взирать (гуань, т.ж. «брать пример», «*поощрять») на такого (чжи, или: «на это»)?!». (цзай, конечная восклицательно-вопросительная частица).

Конечно, не может, – ответим мы за Конфуция. Конфуций – другой. Этим суждением он обличает те великосветские отношения и то лицемерие в аристократической среде, которые имели место в его время. Но разве могло быть иначе в этих «верхах»? Ведь Конфуций – разумный человек и пребывает в здравом уме. Да, могло быть иначе, и более того – уже было, причем, в истории Китая. Это – Шунь, Вэнь-ван, Чжоу-гун и другие. Все они – аристократы, но не такие, как нынешние.

И сам Конфуций тоже является одним из таких подлинных аристократов духа, которые некогда составляли цвет и величие китайской нации. Его отличие от всех этих древних заключается только в том, что всё его «достояние» состоит из единственной небогатой повозки с клячей. Однако «духи верха» на повозках не разъезжают. Убожество восприятия