Рассказы вагонной подушки - Валерий Зеленогорский

Ксюша смотрела в окуляр бинокля и видела согнутую спину Приходько, руку, в которой он держал рюмку. В другой руке тлела сигарета, о которой он забыл. Он был печален, что-то чувствовал, он всегда чувствовал, когда с Ксю что-то происходит, чувствовал ее всегда, любое ее состояние открывалось ему, как картинка на мониторе, они были едины.

Ксюша не позвонила Приходько.

Приходько поднес рюмку к губам и посмотрел на стеклянный куб, где Ксюша попала в заложники, он в этом не сомневался. Она увидела его взгляд и тоже выпила с ним за все, что было. Что было, она никогда не забудет, но сил продолжать и ждать у нее нет. Ксюша выпила до дна, осушив бокал, не оставив ни капли, прошлое осталось в пустом бокале, а новая жизнь была за стенкой, и оттуда уже нетерпеливо стучали.

Ксюша вышла из прошлого в настоящее. Настоящее било копытами, мужик был готов ехать, лететь, он не желал ждать, он привык брать свое и даже чужое.

Они вышли из офиса и сели в машину, мужик взял ее телефон и выбросил его в окно. На светофоре машина остановилась, Ксюша чуть приоткрыла окно и увидела Приходько почти рядом. Дверь щелкнула, Ксюшу заперли, чтобы она не выскочила.

Приходько в щелку открытого окна увидел ее глаза. Ксюша уже была не с ним, в глазах ее, как два брильянта, сверкнули слезы. Машина сорвалась почти на красный, улетела, а Приходько остался на пыльной обочине.

Живут два чела, вроде разные люди, но тянет их друг к другу, как разноименные заряды из учебника Перышкина за шестой класс, а если точнее, как сообщающиеся сосуды из того же учебника.

Попробуем исследовать и найти десять различий, как в детской игре.

Сначала поищем сходства.

Оба принадлежат к одному народу, возраст у них вполне репродуктивный, оба не лишены слуха и голоса и любят петь до посинения. Оба любят успех и двигаются по восходящей к вершине, под ноги себе не смотрят, переступают через препятствия из людей, блядей и прочих обстоятельств непреодолимой силы. Два домашних, комнатных мальчика: один тонкий, почти хилый, другой пухлый, но постоянно борется с весом, качается, наращивает мужественность, пыжится, старается культивировать себя, как крутого мужика с харизмой.

Харизма у них, по непроверенным данным, небольшая, но гиперсексуальность покрывает этот недобор физических кондиций.

Оба лучшие друзья девушек с брильянтами и больших людей. Пройти по VIP-зоне, обняв за плечо девушку из журнала или мужчину из списка «Форбс», – ежедневная мечта. Любимое занятие обоих друзей – это девушки и получать долю со всего, к чему друзья прикасаются. Им нравится, чтобы все было, как у царя Мидаса, но чаще получается, как у Черномырдина: реже золото, чаще говно, которое из них прет.

С девушками тоже непросто: хочется самых-самых, а чем взять, ведь главная цель – взять не свое, и чтоб девушка была супер, а лучше, чтоб из-под какого-либо значительного типа вроде олигарха. Лучше, чтоб лицо значительное попользовалось до них. Вроде берешь такую со знаком качества, имеешь ее и как бы сам встал в ряд с теми, кто раньше ее имел.

Бывало, что и в рожу получали за такое, но даже по харе получить от значительного лица считалось победой, даже сломанный нос можно монетизировать, получить компенсацию, и все шептаться будут с почтением: вот он идет, кому икс нос сломал, сам икс, а это круто.

В бизнесе для этих ребят правил нет, нет ни друзей, ни врагов. Если можно взять, что плохо лежит или упало на время из слабых рук, тут же, как шакалы, прибегут, отгрызут кусок и в кусты – доедать. Ничем не брезгуют, могут человека в туалете увидеть с другим человеком, небедным, и сразу, не помыв рук, в уголок оттащат своего знакомого и предъявляют процентик за знакомство со ссущим рядом министром, которого они знают, а он их нет.

Спят они мало, почти не спят, боятся пропустить что-нибудь такое, где можно по-легкому срубить бабла. Как тут заснешь, уснул, проспал что-нибудь, где делили, и вот тебе упущенная выгода. Если услышат, что кто-то планирует заработать свою копеечку, с утра побегут туда, где копейка лежит, и сами поднимут ее, а потом скажут тому, кто доверился по-товарищески: ну ты понимаешь, старик, это бизнес.

Хочется им всего, чтобы было как у больших: дом как у больших, самолет свой, не хватает на свой – возьмем на троих в лизинг. Все трое будут говорить потом: «Это мой», – и яхта на троих, и даже жена может быть на двоих.

Если ее кто-то значительный захочет – ну чего мелочиться, всем хватит жены, и мужу тоже достанется, а польза налицо, человечек привязан через жопу своей законной, и с нее не убудет, и должок можно потом получить.

Вроде свои жены уже надоели, другие нравятся, даже кажется, что любят новую, а как подумаешь, что придется делиться, тут все проходит, вся любовь проходит. Как отдать половину, нажитую непосильным трудом, – придется терпеть в интересах семьи, общества и государства.

Думаешь, глядя на таких, на усилия их титанические, и так и хочется сказать в сердцах: «Вы что, триста лет жить собираетесь, как черепахи, сколько же вам надо бабок и баб? Всех не перетрахаешь, всех денег не заработаешь, ну будет у тебя на двадцать две жизни, но твоя всего одна, и она не бесконечна».

Вот ты едешь с сопровождением по трассе правительственной прямо на летное поле в свой лайнер, взятый в долг на время, всходишь по ковровой дорожке, вот ты на яхте, не на своей, а на яхте знакомого чиновника, который на тебя ее оформил, чтобы глаза не кололи. Лежишь с бабами, которым все равно, кто за них платит, они и собаке дадут, если предоплата будет, – и что, счастье тебе привалило?

Вот добился ты всего, чего хотелось, и вроде ничего уже не желается, но спать без задних ног по-прежнему не получается.

Всегда будет кто-то на твоем горизонте, у кого яхта длиннее, и поэтому до утра ты будешь орать в открытом море песни под караоке или даже с музыкантами наемными песни хитовые, и так заебешь всех своим пением, что капитан яхты встанет и скажет в сердцах, чтобы ты не слышал: «Как он достал своими песнями!» Даже чайки перестали кружить от твоего воя и тоски, которую не выскажешь в песнях советских композиторов.

По пути наверх такие люди давно избавились от тех, кто видел их в съемных квартирах в Перово и в Марьиной Роще.

Когда эти люди ели один раз в день в целях экономии на свои деньги, а остальное доедали на чужих столах, элегантно покидая стол до расчета.

Тех, кто видел их в другие времена, давно рядом нет, нет и тех, кто помнит, как они ели козявок из носа. Ведь правда, кому приятно видеть тех, кто знал тебя не праздничным, бедным.

Ведь ты сегодня на коне, и все стоят по стойке «смирно», когда ты входишь в кабинет с гербом и фотографией на стене, зачем тебе те глаза, помнящие неприятное. Новая жизнь, новая биография, и никаких свидетелей времени, где ты выглядел не так значительно.

А так – он добрый; денег всегда дает бывшим на похороны, на жизнь жалко было – не по понятиям, ни рыбы не дал, ни удочки, считал про себя справедливо, все равно пропьет или проиграет, а на похороны надо дать, тут не надо мелочиться, да и люди отметят душу сердобольную. Какой человек, скажут в толпе, денег дал, не погнушался маленьким человеком, приехал, жене руку подал, телефон дал прямой и сына обещал не забыть, в жизни будущей…