Божьи слёзы - Станислав Борисович Малозёмов

посевную три штуки и пять свитеров не пойми из чего сотканных. Что своих личных денег тоже двадцать пять рублей имеет он в заначке. За иконой Пресвятой Троицы в углу хаты. Но не трогает. Потому, что гадалка деревенская намекнула ему, что захлебнётся он в семьдесят шестом году самогоном и помрёт. А гроб стоит как раз двадцать пять рублей. Найдут, когда похоронить надо будет Карагозова. Остальное жена бывшая доложит. Не зверь же она. И на поминки подкинет полтинник.

Потому, что Карагозов при жизни много ей сделал хорошего. Детей Ваську и Наташку, например. Уже выше крыши добрых дел создал. Дети – отличники в школе. Наташка в кружок художественного вязания ходит. Это не каждому дано. Только тем, у кого руки из правильного места растут. Как у папы Юры Карагозова. Он один в совхозе может лопнувшую гусеницу на ДТ-54 без помощников соединить и заклинить. Васька в свои пятнадцать лет входил в сборную района по хоккею. То есть – разошлась Алла Петровна с ним по уважительной причине, но за хороших детей обязана была по совести похоронить Юру вообще на свои кровные. Однако четвертак он всё же не пропивал. Какая – никакая, а материальная помощь будет от покойника.

Мужик он был порядочный и долги хоть и затягивал, но отдавал. Вот Витюша планировал с утра трояк и смыть с лица земли бутылкой«Агдама» и пивом. Кружек десять выходило. А тут этот буран треклятый. С одной стороны прекрасно. Растает на полях в апреле и сей да сажай хоть что на здоровье. Напьётся земля воды и сил прибавит себе в десять раз. Но с другой точки глянуть на последствие природного выкрутаса – так тяжко на душе становиться. Как теперь везде успеть? И в магазин, и в забегаловку? Надо же от калитки тоже ход пробить в трёхметровом почти сугробе до дороги. По улице уже на рассвете прошли три грейдера и середину приспособили для ходьбы и проезда. Получился туннель без крыши. Трёхметровый в ширину коридор, а по бокам стены белые и высокие. Вверх на край стены глянешь – шапка слетит. Выбрал делённый на кубики снег Витюша, накидался ими до седьмого или восьмого пота, чтобы они через стену перевалились, отнес лопату и побрел по снежному лабиринту к магазину за вином, а потом в тошниловку. Хорошо, что соседи видеть его не могли, потому как был Витюша похож на заключённого, отпущенного из страшной тюрьмы после пыток жестоких на волю помирать.

Народа мало пришло с утра в заведение Алика. Не у всех сил после отдыха вчерашнего хватило на пробивку себе пути из дома на волю. Они ещё только вгрызались лопатами в осевший и отвердевший буран. Поэтому Витюше и пиво досталось из свежеоткупоренной бочки, и «Агдам» удалось поделить только с тремя друзьями, соратниками по общему безопасному заболеванию алкоголизмом.

– У меня день рождения завтра, – между первым и вторым стаканом вина мимоходом сказал Витюша.– Сорок шесть годов будет. Иду к старости без печали и грусти, потому, что у меня много друзей и цель – уехать в Зарайск, бросить там пить и устроиться на работу. Жить, значит, как положено серьёзному мужчине без вредных привычек. Тогда я там точно доживу до старости. А здесь сдохну через пару лет. Печень болит ночами, а на лекарства не накоплю я. Без опохмелки помру, а после неё тормоза отказывают и несёт меня до зелёных соплей и свиноподобия.

– Тут и отметим, – похлопал в ладоши Карагозов Юра. Он прямо к открытию пришел. У него дом стоит на скосе. С холма на краю деревни дома вниз спускаются. И буран вихрем пронёсся над склоном, и мало уронил «пушинок» на дворы. Так что все, кто на холме живёт – за десять минут к заветному месту путь проложили лёгкими лопатками да мётлами. – Скинемся с мужиками на торт, рыбки вяленой из Янушевки Солдатенко Ваня от сестрёнки привезёт. И погуляем, покидаем тебя на руках к потолку. Лёне твоему бабушка Миронова, которая через улицу от вас обретается, пирожки с повидлом и творогом печёт охренительные. Вот пусть Лёня…А где он, кстати. Ты один что ли пришел?

Не сговариваясь, они оба да Нестеров Сеня, комбайнер, глотнули из кружек и побежали к Лёне.

– Мы до бурана ещё разбежались. Он домой пошел. Ждал кого-то. Не сказал кого, но объяснил, что этот кто-то не наш, не Семёновский и приедет договариваться, чтобы Лёня наладил ему «москвич» за сто рублей. – Витюша бежал быстро, но тяжело. Не отошел ещё с бодуна. А Карагозов и Нестеров пришли к Алику пораньше и поправить здоровье успели. Потому и бежали шустрее. Вход во двор был завален сугробом. Они с Витюшиной территории ползком добрались до забора, а потом уже до окна. Дверь доверху занесло. Потому как крыльца не было. А до половины все окна остались на свободе. Отражали снег и небо голубое.

– Лёнчик! – постучал кулаком по стеклу Карагозов. – Заспался, бляха-птаха! День уже! Пошли отдохнём. Тяжелый вечер был вчера. Ураган, буран. Лё-ё-ня! Эй!!!

Подождали минут пять. Потом Витюша настороженно сказал.

– Он вообще – то спит чутко. Машина мимо едет, газанёт после ухаба, он даже от этого просыпается.

Постучали по очереди в стекло и по раме ещё минут десять.

– Что, будем бить стекло! Внутрь надо нам. Так мы его до обеда не поднимем. Перебрал видать с приятелем, – закряхтел Нестеров, развернулся на спину и ногами к окну.

– Бей. Хрена теперь? Нет вариантов. Потом застеклим.

Они ввалились на кухню и прошли в светлицу. Лёня лежал на полу. Глаза его были направлены в потолок, но это были невидящие глаза. Во рту у него торчал дном к горлу стакан. На грудь вылилось красное вино и оставило на сером свитере пятно в виде ползущей гадюки. Череп был разбит молотком, который валялся рядом в большом пятне крови. Лёня лежал мёртвый.

Витюша сделал шаг назад, отвернулся и его вырвало. Мужики молчали минут пять. Потом Карагозов сказал, вытирая шапкой холодный пот с лица, шеи и груди. Руки его тоже вспотели и дрожали.

– Хохлова позови, Нестеров. Сгоняй мухой! Лети, мля! Так… Три бутылки пустых от портвейна. Одна самогоном пахнет. Закусь – хлеб и нечищеная варёная картошка. Стульев возле стола три. Стаканов тоже три. Значит гостей было двое. Ты, Витёк, не трогай тут ничего. Как лежит, пусть так и лежит. А я минут пять на воздухе полежу в снегу. Прихреновело мне. Сейчас тоже стошнит.

И он выполз в разбитое окно. Посидел