Отрицание Оккама - Чингиз Абдуллаев

– Считайте, что вам это уже удалось. Вернемся кГловацкому?

Она невесело усмехнулась. В ее окружении просто никогда небыло таких мужчин. Даже отец, очень сильный и резкий человек, всегда уступалей. Он с детства обожал свою дочь. Про мужа не стоило и говорить. Он был под еесильным каблучком. Сразу и навсегда. Она кивнула Дронго:

– Да. Мы много говорили об этом с Милой. Она и раньшесчитала, что Гловацкий затаил обиду на Егора, но я так никогда не думала. Покавчера вечером муж не сообщил мне, что институт Гловацкого занят разработкойкаких-то токсических веществ. И тогда я сразу подумала, что именно такой ядубил моего брата.

– У них другой профиль, – пояснил Дронго, –этот институт занят совсем другими проблемами. Но я, конечно, проверю вашиподозрения. И завтра утром поеду к Гловацкому в институт. Хотя ВикторАлексеевич считает, что это напрасная трата времени. Должен сказать, чтоБосенко мне как раз понравился. Он неплохо знает свое дело. И все, что быломожно, он уже сделал. Даже проверил Гловацкого. Дело в том, что дочь МаксимаГеоргиевича сейчас действительно в Швейцарии. Она там учится, и у нее естьдруг, с которым она встречается. Возможно, скоро они поженятся. Поэтому у ееотца нет никаких мотивов пытаться свести счеты с вашим младшим братом.

– Это так считает Босенко, – упрямо возразилаНаталья, – а я никому не верю. Ведь кто-то убил моего брата. Скажите мнепрямо: кто это мог быть? Кого нужно подозревать в первую очередь в подобныхслучаях? Все говорят, что у вас огромный опыт. Так подскажите мне, кого ядолжна ненавидеть. И кого бояться?

– Пока не знаю. Я только начал расследование. Но взапутанные варианты таких преступлений я просто не верю. Это в романах хорошочитать, как один пытается замести следы, подговаривая второго убедить третьего,чтобы спас четвертого и навредил пятому, убив шестого и так далее по такойсхеме. В жизни обычно бывает проще. Я пока не вижу конкретных мотивовпреступления. Когда пойму, станет легче. Пока лишь известно, что ваш брат умерв результате возможного отравления. Учитывая, что ваш брат был наследникомогромного состояния вашего отца, логично предположить, что его могли убитьименно из-за этого.

– Господи, – всплеснула руками Наталья, – неговорите таких чудовищных вещей. Ведь единственная наследница моего отца,которая осталась, – это я. И мои дети. Значит, мы главные подозреваемые?

– С точки зрения обычной логики – да. Я знаю, что у васмаленькие дети, и вижу, как вы любили своего младшего брата. Тем более что выотчасти заменили ему мать. Я не говорю, что подозреваю вас. Но вы спросили меняо конкретных подозреваемых, и я сразу ответил, опираясь на формальную логику. Иучтите, что не только вы можете быть подозреваемой. Ведь ваш супруг тоже станетбогатым наследником вместе с вами…

– Что вы такое говорите? И он решил убить моего брата?Бред какой-то. Зачем? Для чего?

– Я не сказал, что он убийца. Я лишь очерчиваювозможный круг подозреваемых. Есть еще обманутый муж Анвар Махметов, есть егосупруга Мила, кстати, ваша подруга, которая тоже могла быть недовольнаповедением вашего младшего брата. Она ведь наверняка догадывалась, что была неединственной женщиной в его жизни. А теперь на минуту представьте ее состояние.Она потеряла ребенка от мужа, врачи сообщили ей, что она больше никогда небудет иметь детей. Она могла возненавидеть за это своего супруга. И тут в еежизни появляется ваш брат. Красивый, благородный, богатый. Это как награда заее страдания. И вдруг она случайно или не случайно узнает, что у него естьдругие женщины. Не всякая дама может спокойно вынести подобное…

– Мила сама не ангел, – быстро вставилаНаталья, – и у нее не было никаких прав на Егора.

– Это вы так говорите. А она могла считатьиначе, – терпеливо возразил Дронго, – и, значит, круг подозреваемыхрастет. Я уже сейчас понимаю, что мне нужно будет рано или поздно поговорить ссенатором Махметовым.

– Вы с ума сошли? Что вы ему расскажете?

– Все, что не надо, он уже знает. Или догадывается.Московские журналисты – одни из самых безжалостных в мире. Напечают иопубликуют все, что угодно. Вы знаете, что Махметов и его супруга подали наразвод?

– Она мне говорила. Но пока ничего не решено.

– Уже решено. Они подали на развод. И господин Махметовмог только из-за этого быть очень недоволен вашим братом. Он член СоветаФедерации, влиятельный человек. А здесь такая темная история.

Она тяжело вздохнула. Взглянула на Дронго. Опять улыбнулась.

– У вас капелька мартини осталась на рукаве, –показала она. – Даже не высохла. Хороший мартини…

– Это льдинка, – возразил Дронго, стряхиваякапельку с рукава, – я проверю вашу версию и перезвоню вам. Если у васбольше ничего нет, разрешите откланяться. – Он поднялся, чуть наклонилголову на прощание и пошел к дверям. Уже выходя, обернулся:

– Забыл вам сказать. Я обязательно включу в счетрасходов оплату чистки моего костюма. Я думаю, вы не станете возражать, такбудет правильно.

– Хорошо, – согласилась она, – но, если водаиспортит мое платье, я тоже пришлю вам за него счет.

– Я сразу понял, что вы меня разорите, – в тонженщине ответил Дронго. – Нельзя связываться с богачами. До свидания.

Оставшись одна, она улыбнулась. Впервые в жизни онастолкнулась с человеком, который был гораздо сильнее ее. И это ей нравилось.Она даже сама не понимала, что именно с ней происходит. Но сегодня она быласчастлива, впервые за последний месяц.

Утром он позвонил в институт Гловацкого, попросив соединитьего с директором. Секретарь любезно поинтересовалась, кто спрашивает МаксимаГеоргиевича. Дронго пояснил, что он частный эксперт и вынужден поговорить сгосподином Гловацким на предмет, известный самому директору института. Но тутего ждало неожиданное разочарование. Секретарь так же любезно пояснила, чтоМаксим Георгиевич улетел в командировку вчера вечером и вернется в Москвутолько через четыре дня. Она записала, что звонил Дронов, так она услышала имя,и пообещала, что обязательно сообщит директору об этом звонке.

Он положил трубку. Иногда такие сбои случаются. Этогоследовало ожидать. Он взял ручку, чистый лист бумаги. Написал в центре имяЕгора Богдановского. Провел одну стрелку к его отцу. Вторую к его сестре,третью к Миле Гришуниной. Четвертая стрелка указывала на Анвара Махметова,пятая на Николая Даниловича Кирпичникова. Дронго нахмурился. Дурацкая ситуация.Основные люди, с кем он обязан говорить в первую очередь, – это отецпогибшего и сенатор, супруга которого была в момент смерти рядом с Егором. Нони с тем, ни с другим он разговаривать просто не имеет права. Как тутпоступать, вообще непонятно. А ведь если самый сильный мотив для убийства был уАнвара Махметова, ясно, что именно с ним нужно разговаривать в первую очередь.

Он нахмурился. Избежать этого разговора невозможно. Но илезть к сенатору с подобными вопросами глупо и пошло. Прийти к нему и заявить,что его жена была с молодым другом, которого убили в ту ночь… В лучшем случаеМахметов откажется говорить. В худшем попытается дать пощечину чужаку, которыйпришел с таким заявлением. И будет абсолютно прав. Дронго смотрел на стрелки,указывающие в разные стороны. Такого расследования еще не было в его жизни.Прошел почти месяц после убийства, если это действительно было убийство, имолодой человек не отравился некачественной рыбой или прокисшим вином. Нухорошо, эта версия отпадает хотя бы потому, что больше не отравился никто и всеконтролировал сам Босенко. Стоп. А где был Егор до того, как приехал на этотприем? Его вполне могли отравить до того, как он там появился. Уже получив дозуяда, он приезжает на прием, улыбается гостям, увозит с собой Милу Гришунину…Предположим, этот вариант более реален. Ведь убийца, если таковой действительносуществует, очень рисковал. За ходом приема следили сразу несколько камер. Иони могли зафиксировать момент, когда убийца оказался рядом с бокалом илитарелкой молодого Богдановского.