Сердце Феникса - Мэтью Гэбори

Какой же пример мужества он может подать Януэлю, если его до сих пор преследует образ харонца?

Нависшие над горами, подобно темному своду, тревожные облака не рассеивались почти до самого полудня. Дорога, по которой следовали путники, вилась, повторяя все подъемы и изгибы горного рельефа, между поросшими лишайником скалами. Фарель, истощенный бессонной ночью, не сводил глаз с крепости. Днем над ней можно было различить силуэты Грифонов, испокон веков охранявших ее. Устроившись на вершинах башен, они окидывали зорким взглядом заснеженные подступы к цитадели.

Некогда Януэлю доводилось в городах, селениях и феодальных наделах империи видеть подобные создания. Его мать объясняла ему, каким образом в древние времена слились воедино лев и орел. Так у Грифона оказались туловище и хвост льва в сочетании с орлиной головой и крыльями. Эта двойственная принадлежность к воздуху и земле делала из них серьезных противников для всякого, кто посмел бы нарушить границы империи. Януэль питал к ним не меньшее уважение, чем к Фениксам, хотя и сожалел о том, что обычным людям недоступно общение с последними. Когда Януэлю исполнилось семь лет, его мать добилась, чтобы он увидел Грифона. Воспоминание об этом было для него драгоценным. Он отчетливо помнил размах его крыльев – не меньше чем в две повозки, составленные одна за другой, – его длинную грациозную шею, по оперению которой можно было в первый день после смерти Грифона узнать его историю.

Собиравшийся с самого утра дождь наконец разразился. Вначале редкими тонкими струйками, а затем стеной, так что им пришлось укрыться под скальным навесом и выжать промокшую насквозь одежду.

– Боюсь, что мы прибудем на место лишь с наступлением ночи, – сообщил наставник, дрожа от озноба.

Януэль, которому холод не доставлял больших неудобств, сожалел, что они не могут продолжать путь. Для него дождь был даром небесным, жизненным явлением, позволявшим расцветать растениям. Как-то раз они поспорили на эту тему с капитаном Фалькеном; когда ноги скользили на поле брани из-за моросящего дождя, он повторял: «Малыш, дождь – это не что иное, как слезы наших мертвецов! Да, это плач всех добрых людей, что скитаются в Харонии. Неудивительно, что нас при этом пробирает до костей…»

Дождь поливал без передышки, и путникам ничего не оставалось, как ждать, когда просохнет одежда. Наконец мэтр принял решение отправляться в путь, не дожидаясь, когда начнет проясняться. И вот около пяти часов, сгорбленные и промокшие до последней нитки, они оказались в эпицентре грозы. Временами, когда вслед за прогремевшим раскатом грома вспышка молнии разрывала мрак, Януэль видел, каких усилий стоит мэтру Фарелю оторвать ноги от почвы, превратившейся в настоящее болото. В вечерних сумерках сквозь грохот ливня прорвался чей-то резкий голос, скомандовавший:

– Стоять!

Они застыли, обернувшись, и через мгновение оказались в кольце – вокруг возвышались темные силуэты людей в капюшонах. Нащупав палку, Фарель приготовился. У Януэля при нападении немедленно сработала прежняя реакция: он невольно схватился за рукоятку кинжала. Он всматривался в возникших из ночной тьмы людей, стараясь дышать размеренно. Мускулы его были напряжены.

– Спокойно! Именем императора.

Януэль почувствовал на своем плече руку наставника. Это был знак расслабиться.

От группы отделился человек среднего роста, под его плащом виднелась медно-рыжая тога, какие носили жрецы Грифонов. Он держал зажженный фонарь. Януэль с ужасом разглядел на его руках пушистый подшерсток.

Мимикрия! Значит, это правда. Это были первые признаки превращения в Грифона.

На втором году обучения Фарель поведал ему, что Фениксы порой даруют особенные знаки тем, кто посвятил свою жизнь Хранителям и с юных лет жил рядом с ними. Прародители нынешних хранителей своим рождением были обязаны магии Потока, поэтому на своих земных служителей они оказывали странное, а порой ужасающее воздействие. Эти служители мало-помалу начинали переживать некие метаморфозы – вначале это были незначительные, затем более явные перемены. Тело человека претерпевало глубокие физические изменения, приобретая сходство с обожаемым Хранителем. Януэль понимал, что до поры до времени эти признаки удавалось скрывать, но лишь до того момента, пока их носитель не возводился в высшее достоинство и не обретал всю полноту трансформации. Вообще мимикрия выпадала на долю лишь немногих наиболее крупных служителей культа, и вплоть до самой смерти они стойко переносили страдания, связанные с различными фазами мутации. Какое-то время Януэль задавался вопросом, каковы могут быть последствия общения с Фениксами.

Когда мэтр Фарель поднял свой фонарь и осветил лицо подошедшего жреца, юноша почувствовал, что сердце его сжалось. Вместо рта у того были ороговевшие челюсти в форме клюва, кожа от основания шеи до самого подбородка была покрыта изумрудно-коричневым оперением. И только глаза, глядевшие на путников с тревожащей резкостью, оставались человеческими. Его, по всей видимости, сопровождали не жрецы, а солдаты имперской гвардии. Их можно было узнать по гербу на камзоле, шитому пурпуром и золотом, таким же, как у их предводителя, плащам, а к поясу у каждого был прикреплен меч в ножнах.

Мэтр Фарель поставил фонарь на землю и сделал знак приветствия в соответствии с Заветом. Януэль повторил его вслед за ним. Жрец в свою очередь поприветствовал их, воздев вверх левую руку со скрюченными, как когти, пальцами.

– Добро пожаловать, фениксийцы, – произнес он гнусавым голосом. – Мы ждали вас.

– Извините за опоздание, – ответствовал Фарель. – Мы задержались из-за дождя.

– Но именно благодаря ему некоторые из приглашенных уже прибыли…

Фарель шепнул Януэлю, что тот намекает на членов ордена Пилигримов – братства, хранившего свои секреты настолько ревностно, что его представители совершали переходы лишь ночью во время грозы.

– Камергер направил нас навстречу вам, мы должны сопроводить вас в имперскую крепость, – продолжил жрец.

– Да будет пламя Фениксов вечно озарять ваше сердце, – поблагодарил его мэтр Фарель.

– Пусть око Грифона поможет вам разглядеть обманщиков, готовящихся за вашей спиной нанести удар, – эхом откликнулся собеседник. Он повернулся к солдатам, жестом повелев им следовать по обочине дороги. – Следуйте за нами.

Они находились гораздо ближе к цитадели, чем им до этого казалось. О ее местонахождении говорили бесчисленные огоньки, мерцавшие в пелене тьмы. Потом обозначились внушительные очертания возведенных из эферита стен, которые под воздействием дождя светились синим ночным светом.

Между пятью основными расположенными по кругу башнями пролегли высокие крепостные стены, увенчанные остроконечными зубцами. С двух сторон стены вплотную примыкали к горе, под сенью которой высилась сама крепость. Массивное, суровое сооружение, выстроенное в форме полумесяца, взметнулось ввысь на пять сотен локтей. Именно там, на самом верху, и располагались покои императора.