Зарисовки на запотевшем стекле - Дмитрий Вощинин

Потом в тихом богомольном городе прошел октябрь. Не было в нем ни вооруженного восстания, ни активного сопротивления богатых людей, имевших заводы, фабрики, мастерские, магазины и другое имущество. В умах людей витал страх перед новой непонятной властью: страх быть арестованным или расстрелянным.

Оставалась только надежда, что «как-нибудь разберутся» и что долго все это не продержится.

Немного позднее Надя, как и все дети, со страхом услышали еще одно новое слово «переворот», которое часто можно слышать в разговорах взволнованных взрослых. Потом узнали, что теперь есть Белая армия и Красная армия. Белая армия за царя, Красная армия против царя, и где-то они сражаются совсем близко…

– Господи! – говорила Кока, – Брат на брата, сын на отца – видно, наступает последнее время!

Позднее Надя узнала, что в городе готовилось белогвардейское восстание под руководством полковника Сахарова, но было раскрыто и подавлено. Она была потрясена рассказами о расстреле троих его участников. Один из них погиб по ошибке: фамилия его и инициалы совпадали с действительным участником восстания, который сумел скрыться. Кругом шла борьба жестокая.

В жизни семьи Нади, как в капле воды отразились судьбоносные, разрушительные штормовые перемены.

Теперь принадлежность к купеческому сословию стала чем-то позорным и опасным для новой власти.

После национализации магазин со складами товаров, дачи, дом деньги, находящиеся в банке, были отобраны.

Родители и близкие родственники Нади сначала были объявлены «бывшими» или «буржуями», потом «лишенцами».

Никто не принимал во внимание личные человеческие качества людей.

Доброму и милому Надиному папе никто не верил, что после экспроприации в доме остался один десятирублевый золотой. Он не стал забирать деньги в банке, когда это было можно, надеясь, что их не тронут.

Папа был глубоко верующим человеком и считал, что на все Воля Божья и что богатые люди забыли бедных и теперь несут заслуженную к а ру.

Было тяжело морально, но самое главное надо было как-то жить и кормить большую и все увеличивающуюся семью.

Сложное материальное положение требовало срочного сокращения прислуги, но ни кто не хотел уходить от добрых хозяев, которые не плохо платили и сытно кормили с общего стола. Учитывая возникшую безработицу, все из прислуги упросили папу и Коку оставить их без жалования, только «за харчи». Но еды в доме становилось все меньше и меньше, и через полгода в доме остались только нянька и кухарка.

До этого времени семью Петра Александровича не уплотняли, как прочих «буржуев» города. Но жили в страхе и ожидании худшего, часто ходили в церковь, молились, надеялись.

Но «новое» наступало неумолимо. Все «бывшие», имевшие дома, были выселены или уплотнены в 2–3 комнаты. Дом Валентина Александровича был занят учреждением, в доме Георгия Александровича разместилась поликлиника. Находясь рядом, Надя всегда чувствовала, что бабушка очень волновалась за своих сыновей. Но, как она говорила, – «Бог милостив». Валентин с семьей остался в довольно просторном мезонине своего дома, после недлительного ареста его знания, трудолюбие и честность были востребованы новой властью, и он был назначен коммерческим директором ткацкой фабрики «Красный луч». Над ним поставили «красного» директора из рабочих.

Позднее, после возвращения из германского плена, Георгий Александрович тоже работал по специальности, в суде. Семья его жила в трех комнатах своего бывшего дома.

У многих людей проходили обыски с конфискацией части имущества. Под видом большевиков действовали и бандиты.

Однажды, среди бела дня, когда Коки не было дома, несколько мужчин в новой военной форме въехали во двор на лошади, запряженной в розвальни.

Петру Александровичу предъявили бумаги на обыск. Они прошли по всем комнатам, открыли все шкафы, сундуки и взяли, что им понравилось из одежды, вещей и мебели, погрузили в сани и уехали.

Кока по рассказам очевидцев и по характеру увезенных вещей: новое кресло, красивая лампа-торшер, новые платья и костюмы, мануфактура, золотые и серебряные вещи, сразу заподозрила неладное. И ее подозрения позднее оправдались: никакого ордера на обыск власти не выписывали.

Второй случай был зимой в начале 1918 года. Вечером дети еще не спали, и Надя помнила это хорошо, раздался резкий, страшный стук в парадную дверь с требованием срочно открыть и впустить. «Обыск!», – кричали с улицы.

Тут Кока проявила незаурядную храбрость и решительность. Она велела потушить все лампы, оставить зажженными только лампады перед иконами, запереть на все засовы ворота и двери в дом, и пошла на переговоры через парадную дверь с непрошенными гостями.

Стук и требования продолжались с еще большей яростью.

Кока твердо сказала, что она одна дома с детьми. Дети спят, пугать их нельзя и она никого не пустит, двери не откроет и просит приходить только завтра днем.

Угрозы, грубые голоса и брань за дверью не стихали.

Все были ни живы, ни мертвы от страха. Детей поставили на колени в детской перед иконами, нянька тоже на коленях с ними: молились и плакали и просили Бога спасти от разбойников.

Бабушка и Паша метались между входными дверями и детьми.

Сколько времени продолжалось это ужасное состояние неизвестности, Надя уже не помнила, но скоро голоса на улице затихли.

И только тогда Надя поняла, что ее любимая Кока победила!

Взрослые всю ночь не спали – ждали, не придут ли снова.

Утром выяснилось, что это не были официальные лица от властей, все те же бандиты.

На следующий день отец Серафим успокаивал Коку:

– Да… трудные времена настали… Единственно скажу, дочь моя,… надо смириться… Все, что кипит внутри… от лукавого.

Сам еще не понял новую власть,…пока слабая духом…Власть без Бога, без мыслей о высоком не имеет шансов,… но церковь всегда была на стороне власти… от любых переворотов страдает народ… Все от Бога!..

– От безбожников трудно ждать чего-либо хорошего.

– То, что не хотят помощи церкви… отделяют от себя. Ну что же?… Жизнь покажет… От епископа Митрофана слышал о каких-то обновлениях…в отношении к церкви… пока не ясно…

Буду молиться, дочь моя,… за тебя, твоих близких… Самое главное, что все живы, здоровы.

Кока шла домой спокойной. Теперь только мысли о том, как прокормить семью занимали ее.

Петр Александрович после национализации магазина был безработный, и его семья жила на то, что удавалось продать или обменять на продукты. В доме еще оставалась корова, был сад, огород, где выращивались овощи. Кока запасала овощи на зимний период, варила варенье из садовых ягод и яблок.

Но время неумолимо шло вперед.

В августе 1918 года по указанию новой власти верхний этаж дома с парадным выходом на улицу был занят военным учреждением. Семью Петра Александровича в срочном порядке выселили на первый этаж. Это совпало с рождением шестого ребенка – Веры. Надя помнила, как маму спускали вниз на носилках: ей еще нельзя было вставать после родов. Внизу потолки были ниже, и вся мебель и цветы сверху не поместились на первом этаже: пришлось ее оставить на старом месте.