Самый чувственный год - Рэйчел Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, они и правда были тяжелыми. Особенно одна.
— Ах да, мы использовали ее на Хеллоуин, для бала сказок.
— Это был любимый праздник бабушки.
— И еще Рождество.
Мы оба смотрим на фотографию, вспоминая женщину с душевным сердцем и осознавая, какой огромный отпечаток она оставила на нас самих.
— Я скучаю по ней.
Тихое признание срывается с его губ, и я протягиваю руку, чтобы дотянуться до его руки и мягко ее сжать.
— Я тоже. Она была невероятной женщиной.
Он смотрит мне в глаза. И я не могу дышать, видя в них очевидную боль, боль, которая теперь превращается во что-то другое. Что-то горячее и отчаянное. Чувствую, как глубоко внутри меня разгорается огонь, мои пальцы обжигают его. Я облизываю губы, размышляя над тем, что бы сказать. Что-нибудь. Что угодно.
— Я пойду, — говорит он.
Я киваю. Ему лучше уйти. Я уже чувствую, как наши границы стираются. Слишком легко забыть, насколько мы разные. И это мир, которому он принадлежит. Я всегда буду на окраине, заглядывая внутрь, независимо от того, что Кэтрин хотела иначе.
Он отпускает мою руку и встает.
— Эдвард?
Он поворачивается ко мне.
— Я знаю, ты думаешь, что я не заслуживаю всего этого, замка, поместья, денег.
— Это не…
Я поднимаю руку и качаю головой, давая понять, чтобы он не перебивал меня.
— Да, не заслуживаю. Но это возможность для меня. Возможность сделать много хорошего. Как делала Кэтрин. — Я поднимаю голову, не обращая внимания, что одеяло съехало с моей груди и его взгляд скользнул на мою грудь, задерживаясь чуть дольше, чем это прилично. — Дай мне шанс доказать тебе это.
— Тебе не нужно ничего доказывать.
— Разве нет?
Он колеблется, но я вижу ответ в его глазах и не могу его винить. С такими родителями, как у него, его бывшей невестой, людьми, которые хотят общаться с ним из-за его богатства и статуса, он просто обязан не доверять людям.
— В любом случае у тебя бизнес, компания, которой надо управлять. Ты занят полный рабочий день. У меня таких обязанностей нет. Зато есть желание продолжить дело Кэтрин, помогать детям, таким, как когда-то была я.
Он хмурится и смотрит на меня:
— Ты имеешь в виду опеку?
— Нет. Впрочем, может быть, как вариант. Пока я думала о том, чтобы проводить мероприятия по сбору средств, как это делала она.
— Вроде бала сказок на Хеллоуин?
Я улыбаюсь и киваю.
— Ты согласен?
— Это не просто. В смысле, это огромная организационная работа.
— Я не боюсь трудностей.
Он смотрит на меня, и я жалею, что не могу прочитать его мысли, понять, что заставило его глаза сиять. Мне нравится этот его взгляд. Хочу, чтобы он всегда смотрел на меня так. Чувствую, как внутри меня разгорается жар. Опять.
Так, нужны границы. Четкие границы.
— Спокойной ночи, Саммер.
Он поворачивается, чтобы уйти, но я вновь окликаю его:
— Эдвард!
— Да?
Я нервничаю, но границы нужно провести сейчас. Это важно для нас обоих.
— Дом достаточно велик, чтобы мы могли жить каждый своей жизнью, правильно?
— Да. — В его голосе чувствуется нетерпение.
— И только потому, что я здесь, ты не должен думать, что не можешь, э-э-э… приглашать людей.
Замечаю удивление в его глазах.
— Ты имеешь в виду женщин?
Теперь в них пляшут чертики. Он смеется надо мной!
— То есть ты разрешаешь мне свидания, да, Саммер?
— Нет. Я имею в виду то, что, застряв здесь на год, мы не должны откладывать жизнь.
— Нашу сексуальную жизнь?
Я киваю и сглатываю.
— Поверь мне, Саммер, — его глаза темнеют, — если захочу привести женщину, я сделаю это.
Он уходит. Я сдерживаюсь от желания побежать за ним, обнять его, тесно прижаться и поцеловать, чтобы единственной женщиной, которую он захотел бы привести, была я.
Эдвард
Я намеренно медленно закрываю дверь между нашими комнатами. Не желаю, чтобы она знала, как сильно я хочу подойти к ней, доказать, что единственная женщина, которую я хочу привести домой, уже здесь.
Провожу рукой по лицу, прислоняюсь спиной к двери, которая отделяет ее от меня. Втягиваю в себя воздух, в котором больше нет ее аромата. Как могло случиться, что прошло двадцать лет, а ее запах нисколько не изменился? Это сводит меня с ума. Как и ее голос, улыбка, смех.
Услышав, что она зовет меня, я бросился в ее комнату. Ничто не могло мне помешать. Но в ту секунду, когда она увидела меня и откинулась на изголовье кровати, я понял, что совершил грандиозную ошибку.
То, как горели ее глаза, когда она смотрела на меня, как прикусила нижнюю губу, вызывало у меня дикое желание. Я хотел целовать ее. Целовать до тех пор, пока она не забудет обо всем на свете. Вид обнаженного плеча, сосков — дразнящих бусин, которые проступали сквозь тонкую ткань футболки…
Она была расстроена, а я вел себя как похотливый подросток. А нужно было лишь убедиться, что она в порядке. Всего-то.
А потом у нее хватило наглости дразнить меня возможностью привести домой другую женщину. Будто я мог помыслить о ком-то другом.
Потребовалось собрать в кулак всю силу, чтобы повернуться и уйти. А она всякий раз останавливала меня. Меня тянет к ней с того самого момента, как она вошла в кабинет Чарльза. Заметила ли она, как сильно я ее хотел?
Я подхожу к кровати, ложусь. Но сон бежит от меня. Я тянусь за телефоном, разблокирую экран. Вот она во всей своей красе в соцсетях. Она не шутила, говоря, что у нее есть подписчики. Тысячи подписчиков. Ее фотографии собирают множество лайков и комментариев. Легко понять почему. Она — воплощение счастья, сногсшибательная, беззаботная, живущая лучшей жизнью.
Бросаю телефон обратно на прикроватный столик и ложусь на спину, уставившись в потолок.
Нет, она не одинока. Она счастлива. И доказательство тому — каждая из этих фотографий. Бабушка не понимала, о чем говорит.
И вот теперь она застряла здесь, в ледяном высокогорье, и на ней груз ответственности за поместье. Сколько пройдет времени, прежде чем ей снова захочется вырваться на свободу? Разорвать все свои связи и сбежать обратно к той жизни? Одинокая волчица, готовая к очередному приключению.
Оставляя Гленробин и меня, словно далекое воспоминание. Независимо от последней воли бабушки.
Потом я думаю о том, что она тоже лежит без сна, по другую сторону двери, так близко и в то же время так
