Превратности судьбы, или Полная самых фантастических приключений жизнь великолепного Пьера Огюстена Карона де Бомарше - Валерий Есенков

И тут выясняется, что коварство семерки пик, на которой король так необдуманно начертал приказ об аресте, далеко не исчерпано. Репетиции следуют одна за другой. До блистательной постановки остается несколько дней. Королева так восхитительно проводит на них свое обычно пустое, скучное время, что ей не хочется их прерывать. Обстоятельства её вынуждаются. Пятнадцатого августа, завтра, большой праздник, день Успенья Божьей Матери и ещё, как на грех, её именины. В Версале всесветский прием. Надо присутствовать. К сожалению, надо. Но послезавтра мы непременно, непременно вернемся сюда!

Она щебечет, порхает, а на душе у неё тяжкий груз. Видите ли, на днях к ней является известнейший ювелир, уверяет её, что она приобрела у него уникальнейшее бриллиантовое колье, которое стоит один миллион шестьсот тысяч ливров, приобрела в рассрочку, из уважения к ней, обязавшись выплачивать по четыреста тысяч ливров в квартал. Так вот, ваше величество, ужасно деньги нужны, извольте платить.

Колье действительно восхитительное. Королева несколько раз рассматривала его и очень хотела купить, только хотела. У неё не хватило духу просить у короля эту, по её представлениям, пустяковую сумму, слишком уж много она успела истратить, за полгода весь свой бюджет да несколько подачек от короля и министра финансов в придачу. Таким образом, она не покупала колье. Ювелир настаивает, предоставляет ей документы. Разумеется, не сама королева покупает колье. Колье для её величества, от её имени и по её поручению, приобретает кардинал Луи Рене де Роган. Вот ваша подпись, ваше величество.

Подпись, конечно, поддельная. Мария Антуанетта вспыльчива по натуре и буйствует даже по пустякам. Тут она превращается в фурию. Она терпеть не может этого кардинала, мота, ловеласа и бабника. Уже много лет она отказывается с ним говорить, так глубоко она презирает его. Стало быть, он решился ей отомстить, он решился опозорить её.

Вечером четырнадцатого августа она врывается к королю. Она требует защитить её честь, то есть самым строгим образом и публично наказать бесстыдного кардинала. Обычно Людовику достаточно и того, что она повышает на него голос, голос избалованной австрийской эрцгерцогини, чтобы он не выдержал, струсил и удовлетворил любой из её капризов и сумасбродных желаний, иных желаний у неё не бывает. Теперь он сметен и разбит. Он и в спокойной обстановке, к прискорбию подданных, не блещет умом, а в этот миг просто-напросто теряет рассудок. Он не проводит расследования. Он не советуется с министрами, хотя речь идет о судьбе кардинала и одного из самых древнейших аристократов страны. Он принимает решение, такое же, примерно, безумное, как решение засадить Бомарше в Сен-Лазар, словно история с этим комедиографом, все-таки сыном часовщика, ничему не научила его. Там его ждал только позор. Здесь его ждет катастрофа.

Её первый акт разыгрывается утром пятнадцатого. Версаль битком набит самой крупной, самой известной французской аристократии. Придворные и сановники толпятся по всем галереям и переходам. Готовится торжественное богослужение. Кардинал удаляется в отведенные для этой цели покои и приступает к облачению в праздничные одежды.

Только теперь король вызывает министров и требует немедленно арестовать этого мошенника, этого афериста, этого подлеца. Министры, в свою очередь, теряют рассудок. Всем им известен этот голубчик, давно промотавший свое состояние и теперь живущий долгами, он ни у кого из них не вызывает особых симпатий, но не вызывает и особой вражды, поскольку все они таковы, и министр финансов к примеру, только что оплатил свои долги из казны. У них нет оснований его защищать. Арестовывать его у них тоже никакого желания нет. Арестовать кардинала? В такой день? При стечении почтеннейшей публики? Это скандал, и такой скандал, какой при дворе невозможен. Уж если его величеству так хочется наказать кардинала, пусть спокойно прослушает мессу, отобедает в этот праздничный день, а вечерком тихо-мирно отправляет гвардейцев во дворец кардинала и упекает его, без имени-звания, хоть в Бастилию, хоть в Сен-Лазар, и черт с ним.

Король не прочь поступить с кардиналом именно так. Однако королева ярится. Королеве нужен публичный скандал. О последствиях она думать не думает, да и никто из присутствующих в этот момент не может предвидеть последствий. Министр переминаются с ноги на ногу. Никому не хочется связываться с капризной, мстительной бабой. Они соглашаются. Король вызывает министра двора и отдает приказание.

С унылыми лицами выходят они в общий зал. Появляется сияющий кардинал, к тому же, по происхождению принц, в близком родстве с королем. Король вопрошает:

– Дорогой кузен, что тут произошло с бриллиантовым колье, которые вы купили от имени королевы?

Кардинал теряется. То ли королева лжет и от всего отпирается, то ли его обманули? Черт их разберет! Ему некогда поразмыслить, и он отвечает неопределенно, с тоской:

– Ваше величество, я вижу, меня обманули, но сам я никого не обманывал.

Королева размышлять не способна. Король все-таки немного умнее её. Ему следует обратить внимание на эти слова. Яснее ясного, что кардинал не виновен. Безобразие следует прекратить. Да как его прекратить, когда ты под каблуком у жены. И воли нет, и разума нет. Тут рискнешь не только скандалом, не только судьбой королевства, но и своей головой. И он, не сознавая, рискует всем сразу:

– Если это правда, вам нечего беспокоиться. Пожалуйста, объяснитесь.

Ничего не может он объяснить, хотя говорит он голую правда. Голая правда заключается в том, что побудила его приобрести для королевы бриллиантовое колье милая дама по фамилии Валуа. Ваше величество, королевская кровь, дама высшего света. Где же она? Он не знает. Где же колье? Оно у неё!

Остановитесь, проверьте, ваше величество. Перед вами принц, кардинал, а не карманный воришка, которого в толпе хватает полиция. Но нет, не останавливается, не проверяет. Он лишь говорит:

– Надеюсь, вы сможете оправдаться. Но я должен поступить так, как мне велит долг короля и супруга.

Долг короля велит ему быть во всех случаях жизни хладнокровным и мудрым, долг супруга велит держать супругу в руках и не потакать ей легкомыслию. Он исполняет свой долг, но долг ничтожества, не достойного быть королем. И вот министр двора, его личный враг, громко командует капитану гвардейцев:

– Арестуйте мсье кардинала!

И кардинала, в мантии, бледного, уводят солдаты.

Королева довольна. Она уверена, что дело сделано, сделано хорошо, потому что ей, в какой уже раз, удалось настоять на своем, что она уже никогда к нему не вернется. С легким сердцем пишет она своему венценосному брату:

«Что касается меня, то я счастлива: мы никогда больше ничего не услышим об этой мерзкой интриге…»

Репетиции продолжаются как ни в чем не бывало. Девятнадцатого августа в Трианоне дается «Севильский цирюльник». Пьер Огюстен сидит в креслах. Король рядом с ним сопит и пучит глаза. Играют очень и очень посредственно. Любители на сцене, любители в жизни. Бог с ними. Все-таки автор доволен: таким блистательным составом его пьес никто никогда не играл и не будет играть. В зале раздаются вежливые хлопки. Королева сияет – ведь это успех! Король успокаивается: может быть, на несколько дней она его перестанет пилить. И никто не подозревает, что это последний спектакль в Трианоне. А в сущности, и самому Трианону приходит конец.