Дипломатия - Генри Киссинджер

Сталин виделся с Гопкинсом шесть раз в конце мая и начале июня. Применяя обычную тактику и загоняя собеседника в положение обороняющегося, Сталин пожаловался на прекращение ленд-лиза и общее охлаждение советско-американских отношений. Он предупредил, что Советский Союз никогда не уступит давлению, — стандартный дипломатический прием, используемый, когда участник переговоров ищет способ сохранить лицо и определить при этом, каких от него хотят уступок, не делая намека на то, что он на них пойдет. Сталин намеревался показать, что не понимает озабоченности Америки в связи со свободными выборами в Польше. В конце концов, ведь Советский Союз не поднимал сходного вопроса применительно к Италии и Бельгии, где выборы тоже еще не прошли. Почему западные страны должны интересоваться положением в Польше и государствах дунайского бассейна, находящихся так близко от советских границ?

Гопкинс и Сталин обменивались уколами без особых результатов, причем Гопкинс так и не сумел дать понять Сталину, что американцы вполне серьезно озабочены вопросами самоопределения Восточной Европы. Более того, Гопкинс продемонстрировал присущую практике большинства американских участников переговоров склонность выдвигать даже свои бесспорно сильные позиции в такой манере, которая не позволяет предполагать какую-либо непримиримость. В ожидании компромисса они дают возможность своему собеседнику найти достойный выход из положения. Оборотной стороной подобного подхода является то, что, когда участники переговоров с американской стороны теряют веру в добрую волю своих партнеров, они имеют тенденцию становиться непреклонными, а по временам и чрезмерно жесткими.

Слабость переговорного стиля Гопкинса усугублялась тем, что оставался еще огромный запас доброй воли в отношении Сталина и Советского Союза, сохранившийся со времени военного союзничества. К июню 1945 года Сталин в одностороннем порядке установил как восточные, так и западные границы Польши, грубо насадил в правительство советских марионеток и откровенно нарушил данное в Ялте обещание провести свободные выборы. Даже в данных обстоятельствах Гарри Гопкинс счел для себя возможным назвать советско-американские разногласия в разговоре со Сталиным «цепью событий, каждое само по себе малозначительное, но накопившихся из-за польского вопроса»[592]. Опираясь на тактику Рузвельта времен Тегерана и Ялты, он попросил Сталина умерить свои требования по Восточной Европе с тем, чтобы снять давление на администрацию Трумэна внутри страны.

Сталин выразил готовность выслушать любые соображения по поводу того, как сделать новое польское правительство соответствующим американским принципам. Он призвал Гопкинса назвать четыре-пять демократических деятелей, которых можно было бы включить в варшавское правительство, созданное, по его утверждению, Советским Союзом «под воздействием» военной необходимости[593]. Конечно, символическое участие в коммунистическом правительстве не было главной целью; таковой были свободные выборы. А коммунисты уже показали потрясающее умение разваливать коалиционные правительства. В любом случае, Гопкинс не смог поразить Сталина пониманием Америки ситуации в Польше, когда он признался, что у него нет конкретных имен лиц, которых можно было бы рекомендовать для участия в польском правительстве.

Настаивая на свободе действий по отношению к соседям, Сталин следовал традиционной российской практике. С того момента, как Россия двумя столетиями ранее появилась на международной арене, ее руководство пыталось решать споры со своими соседями путем двусторонних переговоров, а не посредством международных конференций. Ни Александр I в 1820-е годы, ни Николай I тридцатью годами позднее, ни Александр II в 1878 году не понимали, отчего Великобритания настоятельно вмешивается в отношения между Россией и Турцией. В этих и сходных случаях русские руководители вставали на ту точку зрения, что они имеют право на свободу действий в отношениях со своими соседями. Если им оказывалось противодействие, они стремились прибегнуть к силе. А прибегнув однажды к силе, уже не отступали, разве что под угрозой войны.

Визиты эмиссаров Трумэна в Лондон и Москву доказали, в первую очередь, что он по-прежнему пытается проводить курс между рузвельтовской точкой зрения на поддержание мира, в котором у Америки не было бы партнеров, и своим растущим неприятием советской политики в Восточной Европе, в отношении которой у него пока еще не было выработано никакой политики. Трумэн не был готов посмотреть в лицо геополитическим реалиям, порожденным победой, или выбросить за борт рузвельтовское видение мирового порядка, управляемого «четырьмя полицейскими». Америка никогда бы не согласилась с тем, что баланс сил является необходимой частью международного порядка, а не отклонением от нормы в европейской дипломатии.

Мечта Рузвельта о «четырех полицейских» ушла в небытие на Потсдамской конференции, продолжавшейся с 17 июля по 2 августа 1945 года. Трое руководителей встретились в Цецилиенхофе, дворцовом ансамбле с многочисленными арочными проходами в английском деревенском стиле, окруженном обширным парком, который являлся резиденцией последнего германского кронпринца. Потсдам был выбран в качестве места проведения конференции потому, что находился в советской зоне оккупации, к нему можно было добраться на поезде (Сталин не любил летать), и он мог быть защищен советскими силами безопасности.

Когда американская делегация прибыла на переговоры, она все еще пребывала во власти представлений военных лет о новом мировом порядке. В информационном документе Госдепартамента, служившем для нее ориентировкой, утверждалось, что установление сфер интересов стало бы величайшей угрозой международному миру. Исходя из устоявшихся вильсонианских принципов, документ утверждал, что сферы интересов «будут представлять собой силовую политику в чистом виде со всеми сопутствующими неблагоприятными последствиями. …Нашей первейшей задачей будет устранение причин, заставляющих страны считать, что такие сферы больше необходимы для обеспечения их безопасности, чем содействие одной стране в накапливании сил против другой»[594]. Государственный департамент не пояснил, однако, что в отсутствие силовой политики может заставить Сталина пойти на компромисс или что может являться причиной конфликта, как не столкновение интересов. Тем не менее вездесущий Джозеф Дэвис, выступивший в роли советника президента по советским руководителям, казался весьма довольным собственными рекомендациями, которые сводились к тому, что надо потакать Сталину. В какой-то момент, по ходу весьма напряженного обмена мнениями, Дэвис передал Трумэну записку, где говорилось: «По-моему, Сталин чувствует себя обиженным, пожалуйста, будьте с ним полюбезнее»[595].