Спасти огонь - Гильермо Арриага

карте лем, не похожим ни на один известный ему раньше. Сколько бы он ни башлял, сколько бы шестерок ни нанимал, а справиться с ними не мог. Они были альфой и омегой пищевой цепочки. Даже в союзе с «Самыми-Самыми Другими» их не победить. Надо найти другой способ отправить Хосе Куаутемока в ледяные степи ада.

Пока он пытался выяснить, случились ли в последнее время в Восточной тюрьме жмурики, ему передали, что босс боссов ищет его, чтобы поговорить и таки договориться. Машина написал записку на обрывке бумажного пакета и попросил одного из мелких главарей передать. А потом снова растворился во тьме.

Босс боссов прочел записку: «Я хочу только одного: чтобы умер Хосе Куаутемок Уистлик. Больше мне ничего не надо». Босс заглянул на другую сторону обрывка. Нет, там пусто. Да, Текила говорил, что все дело там в ревности. Подтверждение вывело босса из себя. Столько поставлено на карту, столько народу перемерло, столько, блядь, шума из-за одного перепи-ха. Тоже мне, злодей мультяшный этот гребаный Машина. Койот, который гоняется за Дорожным Бегуном, и тот лучше.

Ладно. Если Машина хочет, чтобы блондина порубили на колбасу, пусть даст кое-что взамен. Бесплатный только воздух. Босс нацарапал на листке несколько строк и вручил главарю, чтобы тот передал Машине. «Убей мне Маседонио, получишь Хосе Куаутемока». Главарь передал. Машина внимательно прочел. Они хотят от него невозможного. Как к нему подобраться? Маседонио, конечно, анархист-самоучка, но не блаженный. При нем, говорят, всегда не меньше полусотни телохранителей. Где уж тут подберешься.

Возможностей у Машины снова поубавилось. Теперь сивый стал разменной монетой картеля, и охранять его будут пуще прежнего. Варианта осталось два: либо пытаться убить Маседонио, а тут велик риск, что его самого завалят первым, либо дальше охотиться на Хосе Куаутемока, пусть даже придется подорвать всю тюрягу. «В жопу Маседонио», — ответил он. Такое послание настроит весь картель против него. Самый сильный враг из всех сам начнет на него охоту. Ну и пусть. Только пусть дадут прикончить гада, а потом могут делать с ним все, что хотят.

Босс боссов супермега рассвирепел. Проще всего было бы убрать блондина, чтобы этот Отелло на стероидах пригасился. Но не хрен этому козлу жизнь облегчать. Наоборот, теперь он бросит все силы, чтобы Машину нашли и распилили живьем. И не бензопилой. Нет, месье. Он заслужил распиливания по старинке, ножовкой. Пострадай, сучок. Пострадай за гордость свою тупую.

Оголодавшие Гензель и Гретель отправляются в лес в поисках еды. У них бедная семья, и их строгая несправедливая мать дает им только по паре краюх хлеба в день. По дороге они рассыпают крошки, чтобы по ним вернуться домой. Им невдомек, что птицы склюют крошки. Дети не могут найти обратную дорогу. Темнеет, а они одни в лесу, остались на милость волков и рискуют насмерть замерзнуть. Боязливо они идут вперед меж сосен, надеясь найти помощь. И находят домик, выстроенный из пирожных, печений и конфет. Ослабшие, утомленные, они входят в домик, ища укрытия и мечтая утолить голод. Слишком поздно понимают, что на самом деле это ловушка, расставленная слепой ведьмой-людоедкой для привлечения вкусных детей. Ведьма запирает их в клетке и откармливает. А потом, через несколько дней, сажает в печь. В отчаянной попытке освободиться Гретель толкает злую ведьму. Та падает прямо в печь. Дети быстро задвигают заслонку, и жуткая ведьма сгорает, испуская ужасные крики боли. Гензель и Гретель возвращаются домой целые и невредимые, с сундучком драгоценностей, которые они нашли в домике. И узнают, что их мучительница-мать умерла. Дети делятся драгоценностями с отцом, и все трое живут долго и счастливо до конца своих дней.

В том варианте сказки, что я читала на ночь Даниеле, все оказалось значительно мягче. Ведьма там была не слепая и не людоедка. Никто никого не запирал и не откармливал в клетке. Чудовищную гибель ведьмы опустили. Мать тоже осталась жива. Дерзкая кража драгоценностей не упоминалась. Политкорректная версия, согласно духу времени. И согласно буржуазной мании обкладывать отпрысков ватой. Лишь бы ничто их не запятнало. Нужно избавить их от всех лишений, огорчений, неприятностей. Нужно потакать им и беззаветно любить. Так растили нас с сестрами. Примерно так растили и Клаудио. Традиционный способ воспитания детей в хороших семьях.

В ту ночь мне, бессонной, то и дело на ум приходила проклятая сказка о белокурых детишках, заблудившихся в лесу. А какой след оставила я, чтобы по нему вернуться домой? Растерзают ли меня волки? Захочет ли какая-нибудь слепая ведьма-людоедка отужинать мною? Я ушла в самую темную глубь леса и не рассыпала за собой никаких спасительных крошек. Возможно, как указала мне Росалинда, я не готова оставаться там, среди хищных зверей, во тьме. Она выразилась вполне ясно: «Пора вернуться домой, дочка».

Судьба послала мне Охада. Он был известен своим нюхом на таланты. Если из-за одного видео в плохом качестве, выложенного в соцсети, он позвал нас на фестиваль в Тель-Авиве, значит, разглядел в нас нечто уникальное и особенное. Я всю жизнь ждала подобного приглашения, а теперь, влюбленная по уши, не знала, соглашаться или нет.

Альберто, видимо, совсем отчаялся из-за моих сомнений и попросил Люсьена сказать свое слово. «Прекрасно, Марина. Я посмотрел видео и хочу сказать, что ты достигла больших, очень больших высот. Высочайших вершин, я бы сказал. Думаю, эта работа ставит тебя на одну ступень с Бийю и с самим Охадом. Ты всех сделаешь, дорогая». Люсьен похвалами не разбрасывался. Как истинный фламандец, он был довольно сдержан и в прошлом только подбадривал меня, мотивировал, но никогда при этом не восхвалял. Если он так сказал, значит, и вправду так считает Охад был той дорожкой из крошек, по которой мне следовало идти, чтобы снова попасть к себе, к той, кем я хотела стать с детства, когда, залюбовавшись балериной из музыкальной шкатулки, потянулась к миру танца. Той, что мечтала однажды победить посредственность и создать сущностную постановку. Той, которую воспитали для создания дружной любящей семьи, где мать — главная опора детям. Той, что хотела показать сеньоре Габине, как она ошиблась, когда исключила меня из своей балетной школы. Той, что жаждала триумфа, признания и престижа. Той, которой гордился бы мой отец. Мой след из крошек склевали, но Охад насыпал новый. Всего-то и нужно, что ответить ему на письмо и принять приглашение.

Клаудио