Ореховый посох - Джей Гордон

Глянув в оба конца коридора, он быстро сунул два пальца под кольчугу и принялся яростно чесать плечо.

Стоявший напротив лейтенант Девар Вентра, его командир и друг, понимающе улыбнулся. Сам Кайло никогда бы не осмелился заговорить на посту, но Девар тихонько шепнул младшему товарищу:

— Ладно уж, будем надеяться, что он этого не заметит.

Кайло улыбнулся в ответ и тоже хотел что-то сказать, но тут из покоев Малагона донесся оглушительный рев. И Девар упавшим голосом отчетливо произнес:

— Великие боги! Ну, теперь жди беды, Кайло! Рядовой замер и вытянулся по струнке, совершенно позабыв о своих прежних мучениях и даже сквозь стену чувствуя приближение грозного правителя.

Едва не сорвав с петель дверь, Малагон вылетел в коридор, и сердце у несчастного Кайло ушло в пятки. Он не сомневался, что принцу известно о нем все.

Голос правителя Малакасии таким гулким эхом отдавался в ушах часовых, что оба едва не лишились чувств.

— Лейтенант Вентра! Ты чувствуешь этот запах?

Девар не мог припомнить случая, чтобы Малагон хоть глянул на кого-то из своих гвардейцев, не говоря уж о том, чтобы прямо обращаться к кому-то из них, да еще и по имени.

— Какой запах, мой государь? — упав на одно колено, жалобно спросил он.

Малагон взвизгнул, и в этом вопле смешались восторг и отчаяние. А лейтенант неловко ткнулся лицом в пол и остался недвижим. Рядовой Партифан по-прежнему смотрел прямо перед собой, не сводя глаз с кривоватого шва между двумя каменными плитами. Он готов был хоть до конца дней своих смотреть на эту полоску строительного раствора.

— Эй, Кайло Партифан! — Малагон поманил его к себе белой, как у покойника, рукой, вынырнувшей откуда-то из-под черных одежд.

Кайло рухнул на колени так поспешно, словно его ударили сзади по ногам тяжелым палашом.

— Я здесь, мой государь!

— Ты чувствуешь этот запах?

— Прошу прощения, но я ничего не чувствую, мой государь. — Кайло очень надеялся, что ответил правильно.

— Пахнет древесным дымом! — проревел Малагон так, что Кайло подпрыгнул от неожиданности. — Ну да, это древесный дым, и дерево горит не более чем в одном двоелунии пути отсюда. Это древесный дым, рядовой Партифан.

— Да, мой государь.

— Они сжигают на погребальном костре его тело, его мертвое тело, его мертвое, изломанное, хрупкое тельце!

— Да, мой государь. — Похоже, именно эти слова пока что и позволяли Кайло оставаться в живых.

— Фантус! Ах ты, старый, мертвый, миролюбец, жалкая тряпка!

Малагон захихикал, и этот жуткий смех наводил на мысли о некоем безумном палаче, всю жизнь проведшем в застенке.

— Да, мой государь.

— Что ж, теперь моим бездушным охотничкам осталось только принести мне ключ! — И Малагон, произнося эти слова и глядя куда-то в потолок, даже слегка подпрыгнул от возбуждения.

Это было так странно и непристойно, что Кайло вздрогнул.

— И пока вы будете раздобывать мне ключ, мои драгоценные помощнички, — продолжал между тем Малагон, — можете прикончить и всех остальных жалких спутников Фантуса. Ты согласен со мной, рядовой Партифан?

— Согласен, мой государь. — Кайло понятия не имел, о чем идет речь, но, разумеется, готов был согласиться с любыми словами своего хозяина.

А Малагон, мгновенно обретя обычную сдержанность, резко повернулся и полетел, казалось почти не касаясь пола, обратно в свои покои.

— Рядовой Партифан! — Он, словно передумав, вдруг повернул назад.

— Да, мой государь?

— Передай, чтоб готовили «Принца Марека» к отплытию. Мы выйдем в море через два дня на рассвете.

Кайло похолодел от ужаса. Если спросить у Малагона, куда он намерен послать корабль, злобный правитель прибьет его прямо здесь, в коридоре, и тело его будет валяться на полу рядом с телом Девара. Но ведь портовое начальство и капитан судна непременно его, Кайло, повесят, если он заявится к ним с таким приказом и не назовет конкретного пункта назначения.

Но Малагон явно был милостив к нему:

— В Ориндейл, рядовой Партифан. Скажи им, что мы поплывем в Ориндейл.

— Да, мой государь. — Рядовой Партифан не стал ждать, пока за Малагоном захлопнется дверь, и бегом бросился исполнять его поручение.

* * *

Марк Дженкинс замерзал. Он слишком быстро бежал все это время, и теперь наступал час расплаты. Перед глазами был какой-то узкий черный коридор, в котором плясали яркие желтые вспышки, и он понял, что вот-вот потеряет сознание. Он съел невероятное количество снега, стараясь избежать обезвоживания, и серьезно понизил этим температуру собственного тела. Остатки еды он прикончил еще накануне, и голод безжалостно терзал его внутренности. Больше есть снег было нельзя, и от наступающей дегидрации у него уже ломило все суставы. Он стал гораздо чаще спотыкаться и падать, пытаясь объяснять это тем, что просто очень устал, но в глубине души отлично понимая, что ему просто начинают отказывать ноги. Если он немедленно что-нибудь не предпримет, чтобы согреться, высушить одежду и вдоволь напиться воды, то вскоре упадет без чувств и тогда... уж больше никогда не поднимется.

Как же это он умудрился довести себя до такого состояния? Ах да, он же заблудился в этих чужих горах, в этом чужом мире — нет, не просто чужом, а совершенно чуждом, совершенно невозможном, фантастическом мире! Такого мира по всем правилам не должно было бы существовать вовсе. Что это, например, за тип, за которым он гонится и который без малейших усилий волочет на себе Стивена через любые горные перевалы?

Марк, собрав последние силы, заставил себя поднять одну ногу, потом вторую, снова и снова заставляя себя шевелиться, двигаться: «Подними ногу, сделай шаг, подними вторую и сделай еще шаг!»

От этих усилий он окончательно выдохся, даже мысли стали отрывистыми, короткими — он точно перебирал в уме старые черно-белые фотографии. Но время от времени наступал перерыв, когда исчезало все — мысли, образы, воспоминания, — и это было лучше всего. В такие моменты он мог пройти довольно много, думая лишь о том, что нужно поднять ногу и сделать шаг, и видел перед собой только странное мелькание каких-то бело-зеленых пятен.

Марк продолжал эту схватку с самим собой не потому, что верил, будто у него хватит сил, чтобы победить тех, кто пленил Стивена. Не верилось ему и в то, что он сможет пронести своего друга через весь этот лес обратно. Он давно уже смирился, понимая, что ни то ни другое для него не реально. Скорее он продолжал брести по этим следам в снегу потому, что ничего другого просто не мог придумать и не знал даже, как теперь спасти собственную жизнь. Продолжай двигаться или погибнешь. Это было очень простое, но вполне действенное заклинание, и Марк все время повторял его — особенно когда мысли в голове слишком уж быстро начинали разбегаться в разные стороны, оставляя вместо себя полную пустоту. Продолжай двигаться или погибнешь.