Ореховый посох - Джей Гордон

Призрак снова пожал плечами, и Стивен быстро сказал:

— Ну да, конечно, откуда тебе это знать. Извини.

Без посоха он чувствовал себя абсолютно беспомощным, абсолютно никчемным и страшно уязвимым. Теперь, когда он оказался один в этом лесу, полностью лишенный способности двигаться, он страшно сожалел о своем опрометчивом поступке и надеялся лишь, что друзья все же простят его импульсивное — и глупое! — решение броситься на поиски Ханны. Разве можно в одиночку, даже имея при себе волшебный посох, сражаться с Нераком и одолеть его...

Лицо Стивена вспыхнуло от стыда, когда он снова вспомнил, что уже через несколько часов после ухода из лагеря встретился с греттаном, который чуть не убил его.

Он снова посмотрел на призрака: ему необходимо было узнать от него как можно больше.

— Видишь ли, Габриель, есть одна женщина, мне она особенно дорога... А Лессек показал мне во сне — во всяком случае, мне кажется, что это он сделал... В общем, я думаю, что так он дал мне понять, что она здесь. — Стивен чувствовал, что совершенно запутался и О'Рейли ничего не понимает в его туманных объяснениях, так что начал снова: — Короче говоря, мне необходимо знать, действительно ли эта женщина здесь, в Элдарне.

И снова Габриель О'Рейли недоуменно пожал плечами.

— Да, верно. Я должен сам попробовать ее отыскать. Просто я... застрял тут и растерялся.

Стивен чувствовал себя совершенно обессилевшим; у него даже голос звучал еле слышно. Голова кружилась, перед глазами опять повисла противная пелена. Он попытался взять себя в руки и задать О'Рейли еще несколько вопросов, но силы его были на исходе.

И он предпринял последнюю попытку, прохрипев:

— Пожалуйста, Габриель, приведи сюда Марка Дженкинса.

На этот раз призрак кивнул весьма выразительно и с охотой.

Он даже постарался собрать свое лицо воедино, как делал это и во время предыдущих появлений, и теперь Стивен гораздо отчетливее видел его черты. Ему было ясно, что О'Рейли опять пытается сказать ему что-то важное.

— Там есть один... — О'Рейли старательно артикулировал слова, но без звука Стивен его не понимал.

— Что? — Стивен то почти лишался чувств, то сознание его вновь прояснялось. — Повтори, пожалуйста.

— Там у вас есть один... — Но это было последнее, что Стивен сумел прочесть по губам О'Рейли.

Все поплыло у него перед глазами, и он опять провалился в беспамятство.

Габриель О'Рейли некоторое время слушал его слабое, но довольно ровное дыхание, потом положил ему на лоб свою полупрозрачную руку, немного подержал ее так и скользнул меж деревьями к видневшемуся вдали горному перевалу.

* * *

Гарек поднялся и медленно попятился от распростертого на земле тела.

— Он мертв, — прошептал он, глядя на Бринн. — Нет, не могу поверить... — Зачерпнув полную пригоршню снега, он попытался стереть с Гилмора кровь.

— Нет, он не умер, не умер! — зарыдала Бринн. — Он обязательно поправится! Ему просто нужно время, хотя бы немного времени.

Бринн все еще держала голову Гилмора у себя на коленях и выглядела теперь так, словно ее окунули в чью-то кровь. Из глаз у нее непрерывно катились слезы, и на щеках пролегли грязные дорожки. Она буквально задыхалась от рыданий, тщетно пытаясь взять себя в руки и восстановить дыхание. Закатав рукава, она голыми руками старалась зажать рану в груди Гилмора, из которой по-прежнему торчал нож, и хоть немного остановить льющуюся оттуда кровь. Руки ее уже стали красными по локоть. Вскоре, впрочем, усилия ее увенчались успехом: кровь из раны действительно течь перестала.

Но Гарек лучше Бринн знал, отчего это произошло.

— Он умер, Бринн, — сказал он, касаясь ее плеча. — Поэтому и кровь больше не течет. У него просто сердце не бьется.

Бринн опустила глаза, посмотрела в осунувшееся серое лицо старика и, словно поддавшись внезапному приступу отвращения, резко столкнула мертвое тело с колен. Потом встала и, спотыкаясь, стала пятиться от него туда, где по-прежнему стоял, неся свою молчаливую вахту, Саллакс. Старое тело Гилмора вдруг словно уменьшилось, стало более худым, чем еще утром. Гарек наклонился и бережно запахнул его разорванную рубаху, сквозь которую виднелась обнаженная грудь, быстро приобретавшая пепельный оттенок.

А Бринн, более не сдерживая рыданий, рухнула на землю у ног Саллакса. Он наклонился и нежно коснулся рукой ее плеча — это было первое проявление им каких-то чувств с тех пор, как он повстречался с призраком Габриеля О'Рейли.

Гарек окинул взглядом сосны, толпившиеся окрест, такие высокие, важные, оставшиеся совершенно равнодушными к человеческой трагедии, только что разыгравшейся у их ног. Эта поляна в Блэкстоунских горах могла послужить сенатору Лариона отличным последним пристанищем — ничуть не хуже, чем любое другое место вне древних стен замка Сандклиф.

— Мы должны похоронить его, как подобает, — тихо промолвил Гарек. — Мы должны сжечь его тело на костре.

Занималась заря, когда они закончили наконец собирать дрова для огромного погребального костра. Бринн настояла на том, чтобы использовать только самые сухие ветки и быть полностью уверенными в том, что тело их друга сгорит полностью даже в этом холодном заснеженном краю. Саллакс старательно помогал им, и, несмотря на страшную печаль и давящее чувство вины, у Гарека потеплело на душе, когда он это заметил.

Гарек сперва обрубил все ветви с упавших деревьев, потом принялся за нижние ветки на живых соснах, окружавших поляну. Порой на него волной накатывали страх и жуткое ощущение полного одиночества, от которых кружилась голова и отвратительно сосало под ложечкой. Ему казалось, что на поляне то и дело вспыхивает яркий свет, когда зрачки его непроизвольно расширялись от очередного приступа дурноты. Сердясь на себя, он с трудом подавлял желание разрыдаться в голос. Но сейчас это было совершенно недопустимо — они слишком далеко от дома, им грозит так много опасностей: они могут попросту замерзнуть до смерти, их могут убить греттаны, сероны, алморы или еще какие-нибудь чудовищные твари, которых Малагон приберегает специально для них. Нет, он должен держать себя в руках.

Саллакс неутомимо собирал ветки. Если не считать того единственного, нежного прикосновения к плечу сестры, он более ничем своих чувств не проявил и ничего никому из них не сказал. Бринн опять опустилась возле Гилмора на колени, перепачканными в крови руками плотно завернула его в плащ и бережно убрала с холодного лба разметавшиеся и прилипшие к коже седые волосы. Гарек понимал, что должен заставлять Бринн и Саллакса двигаться и чем-то постоянно заниматься, чтобы они не утратили последней надежды, но чувствовал, что и сам вот-вот может ее утратить.

Толстая зеленая ветка, спружинив, резко ударила его по лицу. Обжигающий удар по заледеневшей на холодном ветру щеке показался Гареку таким болезненным, что у него слезы выступили на глазах. Он задохнулся и, еле слышно прошептав: «Нет уж!», с еще большей яростью накинулся на упрямую ветку. Перед глазами у него стояла пелена, но он продолжал рубить, нещадно калеча великолепную сосну, словно это она убила Гилмора. Ветка уже упала на землю, но Гарек все продолжал рубить — теперь уже ствол дерева. Нет, это он во всем виноват! Он уснул, позволил дремоте сморить его на посту! Он, правда, почти сразу проснулся, но это «почти» Гилмора уже не спасло. Перед глазами вновь мелькнуло страшное видение — нож убийцы, торчащий из груди Гилмора, и ярость буквально ослепила Гарека.