Доброй ночи, любовь моя - Ингер Фриманссон

Сейчал он читал «Дон Жуана» Байрона в переводе С. В. А. Страндберга. Это была толстая и на удивление полная юмора книга в стихах, которую он нашел у букинистов. Она вышла в издательстве «Фритсе» в 1919-м, на первой странице имелся экслибрис, где было указано, что книга когда-то принадлежала Акселю Хедману.

Подобные сведения пробудили у Ханса-Петера любопытство. Он немедленно стал допытываться, делать запросы, и после долгих поисков ему удалось установить, что Аксель Хедман преподавал латынь и был осужден за убийство своей экономки. Это случилось после выхода книги, несколько лет спустя.

Она, конечно, была не только экономкой, подумал Ханс-Петер. Молодая женщина, как он прочел в давнишней газете, где был напечатан портрет убитой. Пухлые, хорошо очерченные губы, и вообще выглядела она на снимке довольно чувственной. Лектор Хедман в свою защиту утверждал, что женщина использовала его, пыталась украсть его сбережения. Однако суд, по-видимому, не принял это во внимание.

Возможно, лектор Хедман, сидя в тюремной камере на острове Лонгхольмен, читал именно эту книгу? Сам же Ханс-Петер сейчас сидел за стойкой портье, а книга лежала под газетой, которой он накрывал ее, как только кто-то обращался к нему.

Это случалось не часто. Вообще-то постояльцам гостиницы выдавался ключ от входной двери, так что они и сами могли войти. Казалось бы, зачем тогда портье. Только Ульф, владелец гостиницы, считал, что этого мало. Он хотел, чтобы у его заведения был лоск. А в классном заведении полагается ночной портье, утверждал он.

Гостиница называлась «Три розы» и была расположена посередке улицы Дроттнингатан. Десять двухместных номеров и столько же одноместных. Без особых претензий: раковина в комнате, душ и туалет в коридоре. Многие постояльцы жили здесь подолгу, а в одной комнате, кажется, навсегда поселился пятидесятилетний мужчина.

Ульф не возражал.

– Ладно, пусть. Платит аккуратно, ведет себя прилично. Хочет жить в центре, но не обременять себя недвижимостью.

Иногда появлялись пары среднего возраста, явно неженатые. Ханс-Петер научился распознавать их по некоторым признакам. Они платили вперед, а около полуночи, чаще всего вместе, покидали гостиницу и тогда держались уже иначе, глаза у них блестели, голоса звучали мягко.

– Мы только немного погуляем, – говорил в таких случаях мужчина, кладя ключ на стойку.

Но они не возвращались. Во всяком случае, не в эту ночь.

Ульфу принадлежало несколько гостиниц. Время от времени он приглашал Ханса-Петера выпить, очевидно считая, что на том лежит доля ответственности за бизнес, так как они когда-то были родственниками.

– Вы, книжные черви, – говорил он, имея в виду также и свою сестру, библиотекаршу.

Сам он не очень любил читать.

– Придуманные истории, что в них такого? Люди, которых какой-то хрен взял и выдумал... разве не важнее думать о тех, кто уже реально существует?

– Одно не исключает другого.

– А я вот сомневаюсь. Тебе разве не хочется найти себе другую бабу и попытаться зажить по новой?

Он иногда заходил домой к Хансу-Петеру и дивился на количество книжных полок, поглаживал корешки книг и спрашивал, сколько же их.

– И ты их все прочел?

– Ты каждый раз спрашиваешь.

– Сколько их? Сколько сотен?

– Сотен? Да их больше тысячи.

Они были разными, но хорошо ладили. Ульф тоже был разведен, а как-то раз после развода Ханса-Петера они вместе даже скатались в Лондон, ходили там по пабам, говорили за жизнь.

У него была хорошая работа, а Ульф – хороший начальник. Работа ночного портье вряд ли можно назвать престижной. Но ведь главное – это то, что он сам чувствует и думает.

* * *

В конце января пришли холода. Навалило много снега. Ханс-Петер просыпался около полудня и отправлялся на долгую прогулку. Иногда он подумывал, не завести ли собаку. Боксера, а может, другую симпатичную породу. Проблема заключалась в том, что он не мог брать собаку на работу. Люди имеют привычку страдать аллергией, в гостинице наверняка поубавилось бы постояльцев.

Он вспоминал о собаке, за которой однажды присматривал. Он был тогда еще мальчишкой. Они снимали летний домик в дачном поселке на острове Готланд. Рядом с ними жила пожилая пара, державшая маленькую толстую таксу, похожую на колбасу. Поначалу Ханс-Петер ее боялся. Женщина научила его, как приказать собаке сидеть, протягивая на ладони кусочек песочного торта. Тогда такса подгибала задние лапки и садилась, он видел длинный живот и мелкие светлые соски. Собака не брала торт, пока Ханс-Петер не разрешит. Надо было сказать: «Возьми!» – и тогда такса косовато склоняла голову и быстро хватала кусок сбоку.

Он забыл, как звали собаку, но помнил, что женщина разрешила ему гулять с ней на поводке. Такса проваливалась по самое брюхо в сыпучий песок, скулила и просилась на руки. С ними была Маргарета, тогда еще маленькая, ей было года два-три. Она хватала собаку своими цепкими маленькими ручками, такса иногда даже щелкала зубами, но никогда не кусала девочку. Будто понимала, что Маргарета еще щенок.

Он сидел в своем кресле портье, а на улице клубился снег, было темно, магазины уже закрылись. Если бы у него сейчас была собака, ее звали бы Белла, она бы лежала дома на его кровати и поджидала его. Грела бы ему постель. Ноги у него после ночного дежурства обычно были ледяными. А можно ли собаку так надолго оставлять? Наверное, можно. Хозяину собаки ведь не обязательно вставать среди ночи, чтобы повозиться со своим четвероногим другом или вывести его на прогулку?

Только правильно ли это? А вдруг Белла будет по нему скучать? Вдруг она станет поднимать морду к потолку и выть? Ночь за ночью. К чему это приведет? Может, его даже с квартиры попросят, а ему там так хорошо.

Холл в гостинице был небольшой, но приятный, прямо перед стойкой стоял плетеный гарнитур, на диване и креслах – подушки в крупные цветы. На стеклянном столике лежали несколько номеров разных газет и журналов: «Кулинария», церковная газета под названием «Вестник», «Новости дня» и «Шведские вести». На скамье справа стоял аквариум с рыбками двух видов: черные и прозрачные. Ханс-Петер, кажется, слышал, что черные рыбки называются Черные Молли[2]. Об этом ему как-то сообщила уборщица, правда, она плохо говорила по-шведски, так что он был не уверен, что правильно ее понял.

За аквариум отвечала уборщица. Она кормила рыбок и каждую неделю откачивала грязь и фекалии пластмассовым шлангом. Она приехала из Греции, ее звали Ариадной.

Естественно, подумал Ханс-Петер, когда столкнулся с ней в первый раз. Как иначе могут звать гречанку, если не Ариадной! Он попытался побеседовать с ней о лабиринте в Кноссосе, но она только прикрывала рот рукой и смеялась. Десны у нее были приметные.

Когда ей не удавалось найти няню, она приводила с собой в гостиницу дочь. Девочка была слепа. Она лежала на диванчике в каморке за стойкой портье. Ханс-Петер всегда знал, что она там побывала, от подушки пахло, а иногда она была влажной и немного липкой. Девочка обычно сосала длинные малиновые карамельки.