Мифриловый крест - Вадим Проскурин

- Надо отходить к домам, - сказал Аркадий, обращаясь к Усману, - сейчас рухнет стена.

- Зачем отходить? - спросил Усман. - Чтобы изжариться внутри?

- Они не смогут сжечь все! - воскликнул Аркадий. - То есть, если их и вправду двадцать, то смогут… но иначе все равно ничего не сделать! Не сдаваться же!

- Сергей, - обратился ко мне Усман, - каков радиус действия у твоего амулета?

- Дело не в расстоянии. Он прикрывает нас троих, это как минимум…

- Понятно, - сказал Усман, - пошли.

Он разбежался и прыгнул в огонь. Я последовал за ним.

Я промчался сквозь пламя, которое оказалось не таким уж и страшным, и совсем меня не обожгло, и вылетел на заснеженную поляну. В двух шагах валялся труп монаха с дырой во лбу, рядом стоял Усман, настороженно водивший стволом из стороны в сторону.

- Где они? - воскликнул он. - Ты их чувствуешь?

Я никого не чувствовал, я попытался обратиться к кресту, но он не ответил.

- Я не… - начал я и рухнул на спину.

Потому что в мою грудь ударила пуля.

Хорошо, что сейчас не лето. Будь сейчас лето, я надел бы бронежилет поверх остальной одежды и неизвестный стрелок, то есть, стрелец, стал бы целиться в голову, а не в грудь. Хотя, кто его знает, может, он и целился в голову, трудно метко стрелять из гладкоствольного ружья.

Над ухом гулко гавкнул подствольник и через две секунды лесную глушь огласил взрыв осколочной гранаты. Я поднял голову. Два-три неясных силуэта промелькнули между деревьями метрах в ста впереди, я полоснул короткой очередью и в воздух полетели хлопья снега и куски обломанных веток. А потом из леса донесся нестройный залп.

Над моим ухом просвистела пуля, именно просвистела, а не вжикнула, оказывается, пули, выпущенные из пищалей, не вжикают, а мелодично свистят. Я рухнул на землю, так и не успев встать.

Я повернул голову и увидел Усмана. Головы у него, можно сказать, не было. Крупнокалиберная пуля, попав в лицо, мало что оставляет от черепа, даже при низкой начальной скорости. Я громко выругался.

По-хорошему, сейчас надо отходить под защиту горящей стены, пока не последовал второй залп, хотя… сколько времени нужно, чтобы перезарядить пищаль? Я рванулся вперед со всех ног.

Интересно, откуда они стреляли? Кажется, вот отсюда, над ельником вьется легкий сероватый дымок. Хорошо, что бездымный порох здесь еще не изобретен. Как же до них добраться… пожалуй, что без пулемета их оттуда не выкурить. Пуля со смещенным центром тяжести - вещь хорошая, но густое сплетение ветвей отклоняет ее от курса почти так же надежно, как и броня, дай бог, чтобы одна пуля из рожка нашла свою цель. Нет, это не подходит. А если… выстрел будет трудным, но попробовать можно.

Я остановился, перевел дыхание и тщательно прицелился. Выстрел из подствольника, и снова вперед со всех ног. Могучая столетняя береза гулко вздрогнула всем стволом и с ее ветвей обрушилась целая лавина снега. Граната попала в ствол, сейчас посмотрим, куда она отлетела. Ага, отлетела она куда надо, вот она взорвалась и еловые ветки в одно мгновение стали из белых зелеными, лишившись нависшего на них снега. Короткая очередь вдогон, не на поражение, а чтобы напугать, чтобы вжались в снег и не стреляли.

Я начал петлять. В голове крутились обрывки фраз из какой-то научно-популярной книги. Раструб на стволе мушкета делался для ускорения процедуры заряжания. Мушкетеры вооружались шпагами, которые использовались для самообороны тогда, когда за время между залпами противник успевал подойти вплотную. В таких случаях первая шеренга обнажала шпаги, вторая спешно перезаряжалась, а потом первая шеренга по команде падала наземь, а вторая давала залп, который сметал все живое, потому что мушкет - это не только ружье, но и дробовик. Интересно, пищаль может стрелять дробью? Надеюсь, что нет. И раструбов на пищалях стрельцов я тоже не видел.

Ветви сомкнулись над моей головой. Я все еще жив, а это значит, что у меня появился шанс, пусть крохотный, но все-таки шанс. Только бы у них не было пистолетов! Если у них есть пистолеты, я труп. Черт бы побрал этот снег! На этом снегу от камуфляжа нет никакого толку и если стрельцы в маскхалатах…

Я увидел труп и понял, что стрельцы не в маскхалатах. Неплохо. А вот и следы… нет, эти следы ведут в другую сторону. Они что, уже обратились в бегство? А вот и другие следы… ну-ка, посмотрим…

Дальнейшее я плохо помню. Задыхаясь от недостатка воздуха, я носился по лесу, утопая в снегу, я стрелял из автомата и из подствольника, потом гранаты для подствольника кончились и настал черед ручных гранат. Потом кончились патроны в автомате, я отбросил его в сторону и вытащил пистолет, но он не понадобился, потому что все было уже кончено.

Как-то, не помню как, я вернулся к частоколу, который успел прогореть до основания и вся деревня теперь была как на ладони перед любым захватчиком. Разбойники смотрели на меня округлившимися глазами, некоторые крестились. Аркадий отправил бойцов осматривать окрестности, считать убитых, собирать раненых и трофеи. Я заметил перед собой стакан водки, который поднес кто-то из разбойников… Тишка… и немедленно выпил. Стало чуть-чуть лучше. А потом меня начало колбасить, так часто бывает после боя, а после такого боя, как сегодня, так бывает всегда.

Аркадий нервно курил… сигару… лучше, чем ничего, я обратился к нему хриплым голосом и немедленно получил требуемое. Сигара оказалась дерьмовая, я сразу закашлялся и долго не мог успокоиться. Водка попросилась назад, я выполнил ее просьбу и сознание прояснилось окончательно.

Я уничтожил двенадцать стрельцов. Двое из них еще живы, но характер ранений не оставлял сомнений в летальном исходе. Аркадий предложил раненым исповедаться, получил отказ и сделал короткий жест, оборвавший обе жизни. Нет, он лично не перерезал глотки раненым, это сделали другие разбойники.

Усман мертв. Я подошел к нему, постоял над телом, склонив голову, я хотел сказать какие-то умные слова, но ничего умного в голову не приходило. Но это неважно, ведь если душа Усмана где-то рядом, она поймет не только то, что я говорю, но и то, что я думаю. А думаю я, что Усман был совсем не плохим человеком, несмотря на то, что был ваххабитом и сражался против меня в Чечне. Я взял бы его в разведку, это без всякого сомнения.

Я опустился на колени и начал снимать с Усмана амуницию.

- Отдохни, - сказал Аркадий, неслышно подошедший сзади, - сегодня ты уже достаточно потрудился. Все сделают мои люди. Не бойся, они ничего не украдут, на это теперь никто не осмелится.

- Что, страшно стало? - спросил я хриплым голосом.

- Страшно, - легко согласился Аркадий. - Даже если не учитывать то, что на тебя не действует магия, твое оружие потрясающе эффективно. Если на поле боя нет священников, ты стоишь, по меньшей мере, десятка стрельцов. А если из таких, как ты, собрать десяток… никто не сможет им противостоять, кроме священников. Слушай, Сергей… как надлежит хоронить твоего друга?