Тьма над Петроградом - Наталья Александрова

– Ладно, ты на меня-то не переходи… – рассмеялсяБорис. – Что там дальше было?

– Оно и верно, – пригорюнился Саенко, – нынчегосподин Ордынцев не в лучшем виде находится. Подкормить бы тебя, – онснова заговорил по-свойски, – да приодеть получше, ботинок вон кашипросит…

Борис грозно сдвинул брови, и Саенко заговорилскороговоркой:

– А сама-то Линеттка девка незавидная. Откровенноговоря, смотреть не на что. Мордочка с кулачок, ноги кривые… Ну, полиция в этомделе быстро разобралась. Сбрызнули Линеттку водой, чтобы в себя пришла,подхватили под белы рученьки – да в участок. Там пугнули как следует, она иразлимонилась. Сговорено у нее было со своим Жоржиком все заранее, чтобы она вкино ушла, а сама окно закрыть вроде забыла. Только он ей обещал, что все делотихо обстряпает, хозяйку не тронет. А тут вишь какой случай… Короче, взялиэтого Жоржика на следующий день где-то под Парижем. Вот такая история… Я к чемуразговор-то веду, – заторопился Саенко, – мадам хоть и крепкаяженщина была, а все же в годах, опять же спросонья… А тут мужик…

– Здоровый, – поддакнул Борис, – руки каклопаты… Оружие всегда при себе… Думаешь, я сам не понимаю, что дело нечисто?Оттого к тебе и обратился, только тебе в этом городе доверяю. И профессия утебя теперь подходящая, в замках разбираешься, любую дверь открыть сможешь,ежели что…

– Уж это завсегда… – солидно согласилсяСаенко, – нам без этого нельзя…

– Ну так что скажешь, Пантелей Григорьевич? –Борис испытующе поглядел в хитроватые глаза Саенко. – Какое у тебя мнение?

Саенко прислушался к звукам из соседней комнаты, потянулносом. На миг на лицо его набежало грустное облачко, но он тут же потрясголовой и оживился:

– Едем, Борис Андреич! Засиделись мы с вами,заплесневели в Париже этом! Решили – так едем! Все, что надо, исполним и наРоссию-матушку поглядим еще разочек! Эх, Борис Андреич, как же я по степи-тососкучился. Выйдешь, взором окинешь – ни конца ей нет, ни краю! А в селе-то унас небось сейчас яблони цветут… Цветом белым, как пеной, все сады обсыпаны…Пчелы гудят, мед собирают… Эх, была жизнь!

– Ты не очень-то… – предостерег Борис, – нена прогулку едем, может, неласково нас встретят.

– Уж это как водится, – заметил Саенко, –провожали – не плакали и встречать будут – не обрадуются…

Серж выдал всем пятерым участникам экспедиции небольшойаванс – по двести франков на брата. Сжимая в кулаке деньги, Борис почувствовалсебя богачом. Прежде всего он зашел в парикмахерскую на углу и отдал себя вумелые руки мосье Анри.

Парикмахер оглядел его с тихим ужасом и принялся стричь ибрить, качая головой и приговаривая:

– Как можно так себя запускать? Красивый молодойгосподин, такой богатый волос, такая хорошая кожа – а выглядит как последнийклошар!

Потом, порхая ласковыми руками и взбивая мыльную пену, он,по обыкновению всех парижских парикмахеров, перешел на внешнюю и внутреннююполитику, на биржевые котировки и повышение цен.

Под конец он сбрызнул Бориса кельнской водой и огляделгордым взглядом художника:

– Ну вот, теперь совсем другое дело! Мосье, выпомолодели на двадцать лет! Да что там – на целую жизнь!

Борис и сам почувствовал себя обновленным и помолодевшим.

Выйдя из парикмахерской, он купил полдюжины новых рубашек инаконец заплатил квартирной хозяйке, неподражаемой мадам Жирден, весь свой долгда еще за месяц вперед. Мадам прослезилась.

Выполнив все эти неотложные дела, он отправился на встречусо своим новым командиром.

Серж поджидал его в знакомом кафе.

Увидев Бориса, он аж крякнул.

– Что же вы с собой сотворили, господин хороший?

– А что такое? – удивленно переспросил Ордынцев.

– Вы, милостивый государь, в России давно не были?

– Два года, – ответил Борис, помрачнев.

– Два года… – повторил Серж, опустив глаза. –Целую жизнь! За эти два года жизнь там удивительно переменилась. И людипеременились. Вы вот скажите, где бреетесь?

– Сегодня – у мосье Анри, а обычно – сам…

– Начнем с того… – профессорским тоном проговорилСерж, – начнем с того, что вы, по современным российским меркам, слишкомчисто выбриты.

– Так что же – вовсе не бриться?

– Отчего же? Бриться надо, только плохо и неаккуратно,желательно тупой и ржавой бритвой. Чтобы кое-где недобритые места остались, ажелательно еще следы от порезов… Дать вам тупую бритву?

– Найду! – буркнул Борис, вспомнив недавние днисвоей нищеты. Правда, по интеллигентской привычке он и тупой бритвой старалсявыбриться чисто.

– Далее – запах! – продолжил Серж.

– Pardon? – удивленно переспросил Борис. – Яне ослышался?

– Ничуть! Вы что, думаете, в Совдепии женщины душатсядухами «Виолет» от Коти, а мужчины – кельнской водой?

– Я об этом не подумал! – пробормотал Ордынцев,покраснев.

– А стоило бы! Вас с таким запахом первый же патрульостановит!

– А что же мне теперь делать?

– Мыться пореже, и исключительно дегтярным мылом.Кстати, очень полезно и от вшей помогает. Прическу, извините, желательноиспортить. Растрепать, а для натуральности еще лампадным маслом пройтись.Вместо одеколона. В Совдепии парикмахерские, конечно, имеются, но тамошниемосье Анри, как и все прочие, работают из рук вон плохо, поскольку думают не отом, как будет выглядеть клиент, а о том, где достать дров и керосина, какприкрепиться к хорошему распределителю и отовариться жирами и мануфактурой. Икак избежать уплотнения жилплощади…

– Из какого языка все эти слова? – ужаснулсяБорис.

– Из русского, милостивый государь! – Серж кривоусмехнулся. – Из того языка, на котором писали Пушкин и Гоголь, Толстой иТургенев! Я вот думаю, кем вы у нас будете?

– Простите?

– Современные совдеповские обитатели делятся нанесколько категорий. Рабочекрестьяне – на этих вы при всем желании не тянете,рылом, как говорится, не вышли… далее – партактив… ну, это тоже сложно,необходимо владеть особенным коммунистическим языком и пламенный взорвыработать, это вы не успеете… еще, конечно, есть лишенцы…

– Кто?! – испуганно переспросил Борис.

– Представители бывших эксплуататорских классов,лишенные всех прав состояния. За лишенца вы, конечно, сойдете, но это опасно инеудобно. Могут и шлепнуть ненароком. Так что остается последняя категория –совслужащие. Будете вы у нас мелким совслужащим, находящимся в служебнойкомандировке.

Серж порылся в своем пухлом потертом портфеле и протянулБорису сложенную вчетверо, вытертую на сгибах бумагу.